Он что-то быстро и нетерпеливо шептал своим официантам, потом поворачивался ко мне, пытаясь возобновить нашу беседу.
– Извините, – проговорил он. – Ни минуты покоя. А как у вас? У вас тоже беспокойная работа?
– Как правило, нет. В конце концов, психотерапевт занимается в основном тем, чтобы снять проблемы. Меня больше беспокоит, когда проблемы остаются невысказанными, когда человек оставляет их в себе.
Он внимательно посмотрел мне в глаза.
– Я о многом хотел бы спросить вас.
Он видит во мне то, что ему хочется видеть, подумала я. Это мне было приятно, особенно когда я наблюдала за тем, как ему махали рукой красивые женщины.
– Можете вы, например, помочь человеку, который никогда никого не любил?
Мне на память пришел Ник.
– Надеюсь, что да. А почему вы об этом спрашиваете?
– Я знаю такого человека.
Меня это заинтересовало, но в этот самый момент рядом с нами села известная актриса и обрушила на официанта град вопросов: о количестве соли, о том, на каком масле здесь готовят, и кто поставляет рыбу.
– Проследите, чтобы рашпер был чистым, – попросила она, сделав наконец заказ. – А какой фильтр вы используете для приготовления кофе?
– Что же она не осталась дома, если она так всего боится? – прошептала я.
Умберто улыбнулся и тихо сказал:
– Она – как все: отвоевывает себе территорию, старается привлечь к себе внимание, ест и надеется, что скоро не умрет.
Его рассуждение мне понравилось.
– Вы, кажется, много знаете о дикой природе, не правда ли? – спросила я.
– Кое-что.
Он рассказал мне, что многие экзотические птицы были на грани исчезновения, а множество их погибло еще до того, как незаконным путем попало в США. Он пропагандировал проводимые в стране программы, направленные на поддержание видов, выступал за более жесткое законодательство, связанное с импортом животных.
Некоторое время я смотрела на губы Умберто, почти не слушая его. Он улыбался, а я думала о том, какие красивые у него зубы – ровные и белые, без всяких пломб и коронок. Я часто мечтала о таком подарке природы.
Когда я вернулась к действительности, Умберто говорил о картине на стене за его спиной. На ней было изображено море и еле заметный контур старинного корабля. Над кораблем красовалась надпись, сделанная крупным каллиграфическим почерком: «В нашей семье смелые мужчины».
– В этих словах есть какой-то особый смысл? – спросила я.
– Мой отец продал наше ранчо в Никарагуа и привез нас в Майами, когда мне было тринадцать лет. Я никогда не мог понять, в чем же заключалась смелость: в том, чтобы остаться, или в том, чтобы уехать.
– А может, и в том, и в другом?
Его губы медленно раздвинулись в улыбке, и он погрозил мне пальцем.
– Вы мне нравитесь, – сказал он.
Я улыбнулась в ответ, покраснев от удовольствия.
– Вы тоже от чего-то бежали?
В семнадцать лет он закончил школу, автостопом добрался до Лос-Анджелеса и прошел по всем ступеням ресторанной иерархии, начиная с мойщика посуды.
– Ох, уж эти семьи, – сказала я и покачала головой. – Моя бабушка всю жизнь пыталась купить мою мать. И в результате заставила ее чувствовать себя полным ничтожеством.
Я подняла свой бокал:
– За то, чтобы уходить из дома!
Он прикоснулся своим бокалом к моему и улыбнулся.
– Когда я уехал из Никарагуа, я хотел стать настоящим американцем. Я часами отрабатывал перед зеркалом английское произношение. Я пытался, удерживая между небом и языком маленькую палочку, научиться только одними губами произносить «р».
Я не стала говорить ему, что акцент его был все еще заметен.
– Я не хотел говорить, как Рики Рикардо. Подошел метрдотель и что-то прошептал Умберто. Он быстро поднялся.
– Опять проблемы на кухне. Пожалуйста, извините меня.
Я принялась за еду, размышляя о своей бабушке Коуви. Она надеялась, что моя мать будет учиться в Европе, но когда мама повстречала отца, эти надежды рассыпались в прах. Он был энергичным красавцем с прямыми светлыми волосами, крепкими руками и крупными зубами.
– Из него никогда ничего не получится, – вот и все, что сказала о нем бабушка.
Позднее я поняла, чем пожертвовала моя мать ради отца. Когда мне было десять лет, я нашла на чердаке коробку с ее аккуратно перевязанными бумагами. Там были рисунки, изображающие женщин в разнообразных платьях и костюмах, эскизы деталей одежды, отделанных бисером и жемчугом. Среди рекомендаций преподавателей и копий удостоверений было письмо из Парижа, сообщающее о ее зачислении в школу дизайна.
– Я никогда не откажусь от своей мечты, – поклялась я и аккуратно положила бумаги на место.
Прошло двадцать минут с тех пор как Умберто вышел из-за стола. От скуки я отправилась в дамскую комнату освежить косметику и поправить одежду и, возвращаясь назад, неожиданно для себя самой оказалась у открытой двери кабинета Умберто. Решив, что он уже закончил свои дела, я подошла к открытой двери и, ошеломленная увиденным, остановилась.
В кабинете спиной ко мне стоял Умберто и оживленно разговаривал с какой-то женщиной. Я увидела, как он стукнул кулаком по столу, отчего некоторые его бумаги разлетелись. Он наклонился и стал сердито поднимать бумаги и швырять их на стол. Я не могла расслышать, что он говорил, но, казалось, женщина была готова расплакаться. На ней было облегающее черное платье, туфли на высоком каблуке и бриллиантовое ожерелье.
Увидев, что она пытается обнять его, я отвернулась и, разозлившись, быстро отправилась обратно к столику. Мне было больно и обидно, что я так долго просидела одна! А у него в это время была ссора с любовницей. Я надела жакет от костюма и уже готова была уйти, когда он торопливо подошел ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114