Мой сын, это изменило меня. Хотя Симон успокаивал меня, говоря, что мне всего девятнадцать лет, я слишком строг к себе и со временем смогу простить себя, я все время чувствовал себя недостойным перед Богом. Случилось так, что я заставил себя дать зароки: молиться в два раза чаще и в два раза дольше, чем того требует Закон; носить тфилин на руке и лбу; чтить и Ветхий Завет, и Завет ессеев; удвоить усилия, дабы стать достойным этого Мессии.
Только так мог я примириться со своей жизнью. Я продолжал тихо и тайно любить Сару, но я также стал проявлять больше любви к Ревеке, чтобы она не страдала из-за моей слабости. Я не изменил своего отношения к Саулу, но всегда испытывал неловкость в его присутствии и старался не встречаться с его женой наедине.
Сославшись на болезнь, я не пошел на их брачный пир и отравил туда Ревеку вместе с ее матерью и сестрами. После женитьбы у Саула и Сары уже не оставалось времени приходить к нам в гости, как бывало раньше. А я всегда находил отговорки, чтобы отказаться от приглашений наведаться к ним.
Однажды, ко мне пришел Салмонидес и предложил купить соседнее хозяйство, которое обеднело и не давало прибыли, и превратить его в процветающее дело. Я по достоинству оценил это предложение, которое могло отвлечь меня от тяжелых дум, и тут же нанял новых работников, купил крупный пресс для отжима оливкового масла и придумал лучшую систему орошения. Салмонидес оказался прав, ибо соседнее хозяйство вскоре начало окупаться, а затем приносить прибыль. Пока мои оливковые деревья плодоносили сочными оливками, а мой пресс выжимал лучшее масло Салмонидес увеличивал мои доходы посредством вложения денег и другими способами.
К началу следующего года, когда мне исполнилось двадцать лет, из города пришел посыльный с письмом от Саула. Сара собиралась родить их первенца.
Спустя восемь дней мы пришли на обряд обрезания. Я увидел Сару впервые после ее свадьбы и поразился тому, как у меня тут же стали подкашиваться ноги, сердце забилось быстрее. Сара была бледна и слаба, ибо роды получились трудными, но столь же прелестна, какой запомнилась мне. Пока могэль совершал обрезание и произносил необходимые в таких случаях слова, я видел только Сару.
Они назвали первенца Ионафаном, ибо он был сыном Саула. Я стану его дядей, а он станет моим племянником. Мы произнесли особые молитвы над новорожденным, и я тайно позавидовал Саулу. У меня до сих пор не было своего сына.
Я благословил Ионафана, пожелал ему долгой жизни, затем безмолвно в своем сердце молился, чтобы он дожил до возвращения Мессии. Тогда он возмужает в подлинном Царстве Израиля.
Джуди ушла на кухню, готовить гамбургеры. Она занималась этим машинально, не думая. Хотя Джуди телом находилась в этой кухне двадцатого века, где все приводилось в действие при помощи электричества, ее мысли все еще пребывали в Иерусалиме.
Бен неподвижно сидел за столом. Он целиком погрузился в чтение свитка, переживал жизнь Давида бен Ионы. Неожиданное осознание того, что больше свитков не будет, оставило его с таким чувством, будто он витает в воздухе.
«Этого не может быть, – безрадостно подумал он. – Не может быть, что это все».
Бен опустил руки на фотографии и растопырил, пальцы. Он сидел неподвижно, ощущая слова Давида бен Ионы под своими ладонями, чувствуя дышащее жаром лето Иерусалима и мгновение любовной страсти, испытанной под халебской сосной. Он слышал шум и ощущал давку на космополитическом иерусалимском рынке. Здесь пахло рыбой, привезенной из Капернаума, Магдалы и Бетесды. Он пробовал на ощупь шелка из Дамаска, льняное полотно из Египта, слоновую кость из Индии. Он вдыхал экзотические благовония, слышал крики лоточников и торговцев. Он слышал лязг мечей римлян в ножнах, когда те проходили мимо. Он вдыхал пыль, запах животных, горячий воздух и пот Иерусалима…
– О боже! – вскрикнул Бен, вскакивая на ноги. Джуди тут же подбежала к нему, вытирая полотенцем руки.
– Бен, что случилось?
Он смотрел на подрагивавшие кончики своих пальцев.
– Что произошло?
– Давид… – начал он. – Давид был…
Она обняла его за плечи.
– Пойдемте, Бен. Вы совсем не жалеете себя. Я скоро приготовлю обед, затем можно будет передохнуть. А что, если нам пока выпить немного вина?
Джуди повела Бена в гостиную, затем, обходя пурпурное пятно на ковре, подвела его к дивану. Как только он сел, Поппея запрыгнула ему на колени, стала мурлыкать и тереться о его грудь. Но Бен не обращал внимания на ласки кошки. Он опустил голову на спинку дивана, открыл рот и уставился на потолок.
Что же тогда случилось в кабинете? Нечто новое, совсем другое. Будто Давид был…
– С чем вы обычно едите гамбургер? – спросила Джуди, заглянув в дверной проем.
– Что? – Он резко поднял голову. – С горчицей…
Пробормотав что-то, она скоро появилась с тяжелым подносом в руках. Девушка поставила поднос перед ним на кофейном столике, положила салфетку ему на колени и открыла огромный пакет с картофельными чипсами. Гамбургеры получились пухлыми и сочными.
– Давайте же. Вы обещали, что будете есть.
– Я обещал?.. – Он оттолкнул Поппею от тарелки и поднес гамбургер к губам.
Что же именно Давид собирался делать в кабинете?
Оба некоторое время ели не разговаривая. Тишину временами нарушал хруст картофельных чипсов. Съев почти все, Бен сказал:
– Меня приводит в замешательство то… что Давид все еще находится здесь.
– Почему это приводит вас в замешательство?
– Я подумал, что он уйдет, когда мне нечего будет переводить. Видно, я ошибся. А что, если он будет терзать меня всю оставшуюся жизнь, ведь ему неведомо, что последний свиток так и не придет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93