Горькая правда его слов жалила каждого, и все тревожно переглянулись. Долата был прав. Движение Сопротивления не давало немцам развернуться, партизанские вылазки сдерживали силы нацистов.– Эдмунд, – заговорил Людвиг Рутковский, начальник полиции Зофии, – зачем ты сегодня пригласил нас сюда?Короткий лысый человек встал перед сидевшими товарищами, сделал глубокий вдох и серьезно сказал:– Я хочу продолжить их борьбу.Из четырех только один внешне не проявлял никаких эмоций. Феликс, Людвиг и Ержи вскочили на ноги и в один голос произнесли:– Ты шутишь!Долата спокойным голосом продолжил:– Если нацистам суждено быть нашими господами, то жизнь для них не станет спокойной. Об этом мы можем позаботиться. Мы впятером пользуемся достаточным авторитетом и влиянием у людей, чтобы организовать новое, более эффективное подполье здесь, в Зофии.– Но, Эдмунд, – раздался голос Людвига, – несмотря на эту казнь, дела в Зофии не так плохи благодаря тифу. С тех пор как был объявлен карантин, здесь осталось мало солдат, а Шмидта почти не видно. Еды у нас сейчас вполне достаточно, ибо немцы ее больше не увозят отсюда.– Хорошо, но что будет после карантина? Мы все знаем, как отчаянно немцы нуждаются в этом складе боеприпасов и ремонтных мастерских. Когда карантин закончится, в Зофии появится такое количество немцев, какое нам и не снилось. Как ты думаешь, здесь тогда будет спокойно?– Эпидемия тифа может продолжаться долго, – раздался спокойный голос пятого мужчины, который до сих пор молчал.Долата ответил:– Я верю, что врачи этого города как можно быстрее покончат с эпидемией.Начальник полиции вдруг прорычал:– Если Шукальскому хватит ума, он не станет препятствовать разрастанию эпидемии тифа, и тогда карантин не снимут до конца войны!Ержи обернулся.– Людвиг, как вы можете такое говорить! Дева Мария, желать такую болезнь собственному народу! И собственной семье. Какой ужас!– Друзья, друзья! – Долата поднял руку. – Уверен, что Людвиг не это имел в виду. Сядьте и поговорим как разумные люди.Ержи и Людвиг обменялись угрожающими взглядами, и все четверо снова сели. За час, который они провели в доме Долаты, только один из них не высказал своего мнения. Остальные выжидающе смотрели на него. Наконец Эдмунд Долата сказал:– Ян, расскажи нам, что ты об этом думаешь. Доктор Шукальский положил руки на колени, у него вырвался тяжелый и тревожный вздох.– Друзья мои, я молчал, но, пожалуйста, не подумайте, что меня это не волнует. Совсем наоборот. Это таким бременем ложится на мои плечи, что я не знаю, с чего начать.– Просто скажите да или нет, – потребовал Людвиг. – Вы с нами или нет?Видя назревающий конфликт, Долата резко встал и отошел от дивана. Он подошел к шкафу, стоявшему у темной стены, открыл его, достал пять рюмок и бутылку. Вернувшись, он поставил рюмки на маленький стол и наполнил их водкой.– Сегодня холодный вечер, – тихо сказал он. – И, вполне возможно, он затянется.Все пятеро осушили рюмки и поставили их на стол. Людвиг Рутковский сказал:– Ян, вы тот человек, мнение которого мы уважаем. Откровенно говоря, в Зофии все уважают вас и ценят ваш здравый ум. Именно поэтому Эдмунд пригласил вас. Теперь вы слышали, что он сказал, и узнали наше мнение по этому вопросу. Мы хотим лишь понять, что вы об этом думаете.Ян поднял печальные глаза и посмотрел на присутствующих. Когда он заговорил, его голос звучал мрачно:– Людвиг, никто из вас не пережил такой ужас, как я, когда в то утро стало известно, что сделал Дитер Шмидт на городской площади. Я видел эти тела. И скажу вам как врач, я знаком со смертью так близко, как никто из вас. Я видел ее во всем разнообразии, от красивой и спокойной смерти до непристойной, к какой привела этих людей казнь. Смерть еще никогда меня не поражала так глубоко, как в то утро.– Тогда вы хотите сражаться! – воскликнул Феликс Бронинский.– Позвольте Яну договорить, – сказал Ержи Крашиньский, беря бутылку и снова наполняя рюмки.Шукальский продолжил, осторожно подбирая слова:– Да, Феликс, я хочу сражаться! Но должен вам сказать, что я не поддерживаю то, что вы предлагаете, и не намерен этим заниматься.– Значит, вы не будете сражаться, – сердито сказал Людвиг.– Я хочу сражаться, друзья мои, а если сказать прямо, то я этим занимаюсь прямо сейчас. Правда, я уже несколько месяцев сражаюсь с нацистами.Четыре пары бровей удивленно взметнулись вверх.Взяв свою рюмку, Ян встал со стула, подошел к огню и облокотился о каминную плиту. Над камином стояла алебастровая статуя Девы Марии. Продолжая говорить, Ян устремил свой взгляд на нее.– С того момента, как я увидел эти тела на городской площади, я понял, что рано или поздно придется открыть свой секрет. Я знал это, потому что видел лица других жителей Зофии. Негодование, гнев, неожиданно возникшая жажда убивать. Дитер Шмидт своими выходками породил жажду мести в сердцах многих жителей города, жителей, которые, подобно вам, хотели мирно сосуществовать с нацистами. По этой причине я решил открыть вам свою тайну.– Тайну? – услышал он голос Долаты. Ян посмотрел на них.– Я не собирался открывать ее, ибо чем меньше людей знают о ней, тем надежнее она сохранится. Но теперь в Зофии все переменилось. Я не могу позволить, чтобы между нацистами и гражданами началась открытая война.– Ян, почему бы и нет? Что это за секрет?Прежде чем врач успел ответить, Феликс Бронинский сказал:– Ян, война должна начаться! Нам пора открыть сражение! Я не из тех, кто и дальше будет оставаться послушным Дитеру Шмидту! У меня есть гордость! Боже мой, в той группе были женщины, Ян! Женщины держали в руках оружие и рисковали своими жизнями, чтобы устроить нацистам ад на этой земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105