Послышался шепот, и он понял, что спустился почти до конца лестницы. Страшно потея и сдерживая желание помочиться, он наконец-то преодолел последнюю ступеньку и застыл от удивления.Стоя под сводчатым потолком на последней ступеньке, Брюкнер увидел незамысловатую лабораторию, расположенную на длинном столе. Он взирал на каменные гробы, средневековые изображения усопших епископов, электрические лампочки, освещавшие мраморные гробницы и надгробные надписи, а также холодильник и взятый из больницы инкубатор. И все эти несообразности довершала невероятная сцена: монах в коричневой рясе обнимал медсестру и целовал ее в губы.Он издал вздох, испугав брата Михаля и Анну, которые отстранились друг от друга и повернулись в сторону звука. Брюкнер вошел в помещение, держа пистолет наготове.– Вы оба, стойте на месте, – ровным голосом скомандовал он.Оглядывая помещение и узнав исчезнувшие из лаборатории предметы, Брюкнер прорычал:– Что здесь происходит?Ганс Кеплер включил самую обезоруживающую улыбку.– Как видите, это склеп для захоронений. Здесь мы обрабатываем тела специальным препаратом.– Я вижу… – Брюкнер протянул руку и взял со стола стеклянную колбу. – Черт возьми, это что такое? Чем вы тут занимаетесь?Монах заговорил снова спокойным и безмятежным голосом.– Я же сказал вам. Мы здесь проводим эксперименты в поисках средств для сохранения тел. Поглядите вокруг себя. Эти средневековые…– Заткнитесь! Это какая-то вакцина. Точно не знаю, для чего она, но я лаборант и понимаю это, когда вижу перед собой пузырьки с вакциной.Он разглядывал лица стоявшей перед ним парочки и хотел понять, как те оказались здесь. Вдруг ему все стало ясно: странная деятельность врачей, культура протеуса, которую он обнаружил, эпидемия тифа, от которой не пострадал никто из тех, кого он знал лично.Он взглянул на монаха.– Мы с вами раньше не встречались?– Не думаю. Я беженец.– Ну да… – Брюкнер на мгновение задумался, ища в своей памяти отрывки из рассказа о монахе, нашедшего приют в костеле Святого Амброжа. Он издал тонкий смешок. – Теперь вспомнил. Вы тот глухонемой.Анна и Ганс переглянулись.– Теперь я знаю, кто вы, – сказал Брюкнер, лицо которого исказил оскал, казавшийся улыбкой. – Вы тот эсэсовец, который шатался здесь во время Рождества. Тот, который умер от тифа. Так-так…Он кивнул с невыразимо довольным выражением лица и отступил на шаг к лестнице.– Это уж точно весьма интересно. Вот так эпидемия тифа! Как оригинально! Думаю, гауптштурмфюрер с большим удовольствием выслушает эту историю. Если бы вы знали, как он обожает тайны! Дезертировавший эсэсовец становится монахом. И ложная эпидемия тифа. Должен признаться, что наконец-то настал мой день.Он указал пистолетом в сторону лестницы.– Хватит! – рявкнул он. – А теперь пошли! Мы втроем немного прогуляемся по городской площади и по пути нанесем визит коменданту.
Бом… бом…Во сне, свернувшись на матрасе подобно крабу, старик Жаба хлопнул себя по ушам и простонал. Ему приснился дурной сон.Бом…Ночную тишину разорвал звон огромных колоколов собора, словно призрачные куранты из ада сотрясали готический собор. Жаба снова простонал и раскрыл глаза. Оцепенев от выпитого, он моргнул несколько раз, пытаясь сосредоточить взгляд на низкой жестяной крыше своей крохотной лачуги и вспомнить, где он находится. Когда траурный перезвон колоколов наконец пробудил его насыщенное водкой сознание, старый служитель костела снова простонал и с трудом поднял свое уродливое тело. Надев брюки и набросив пальто, он пробормотал: «Ах уж эти дети! Я устрою им такую порку, что они об этом никогда не забудут. Разбудить целый город! Это им не сойдет с рук!» Он засунул босые ноги в жесткие старые ботинки и, не потрудившись завязать шнурки, шаркающей походкой вышел в ночь из своей жалкой лачуги.Служитель костела вытянул шею, чтобы посмотреть, что происходит позади костела, прищурившись, взглянул на шпили, которые возвышались на фоне облачного неба. Колокола звонили не спеша, торжественно, в почтенном ритме, каким Жаба пользовался для заупокойной мессы.– Psiakrew! – сердито пробормотал он, достал из своей лачуги керосиновый фонарь, зажег его спичкой и поспешил в костел так быстро, как позволяли его искривленные ноги.Внутри казалось, что колокола звонят громче, их траурный звон эхом отдавался от каждой стены и возносился вверх, достигая высокого свода.– Они разбудят весь город! – проворчал он, двигаясь, словно лягушка, по боковому проходу к передней части костела, где находилась колокольня. Свет от его фонаря отбрасывал таинственную тень на стены. Тень от уродливой фигуры Жабы плясала на сером камне, словно призрак в День Всех Святых.– Они делают все это, чтобы мучить меня! Но на этот раз они зашли слишком далеко. Звонить в мои колокола в два часа ночи. Psiakrew! – бормотал разгневанный служитель.Он доплелся до деревянной двери колокольни и обнаружил ее приоткрытой. Колокола продолжали размеренно звонить. «Ага! – подумал он с дьявольским злорадством. – Они все еще там! Я застал их на месте преступления, этих мерзавцев! Когда я разделаюсь с ними, они будут являться сюда только для того, чтобы исповедаться в своих грехах!»Жаба потянул дверь на себя и просунул фонарь в лестничный проем. Он прислушался. Шагов не слышно. А колокола все звонили.Продвигаясь боком и подтягивая хромую ногу, Жаба стал подниматься по древним ступеням, ведущим в колокольню. Он все время держал перед собой фонарь и наконец приблизился к верхней двери, она тоже оказалась чуть приоткрытой. Колокола теперь звонили настойчиво, неблагозвучно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105