А ты ничего такого не чувствовал?
– Пожалуй, тоже.
– У тебя все по-другому – ты ведь парень. А для меня, для девочки, это гораздо важнее.
– Ну, не сказал бы. Для меня это тоже еще как важно. Только и разницы, что чувствую себя более или менее сносно.
– Видишь! Так в этом все дело! А я – просто сама не своя. Но для тебя это важно? Не обманываешь?
– Еще бы. Да, может, за всю мою жизнь… за всю жизнь ничего важнее…
Не успел он закончить, как она завалила его на спину и забралась на него. Стала зажимать ему лицо руками, чтоб нечем было дышать, при этом вовсю хихикала. С минуту они так побарахтались, потом Тристрам вдруг обмяк. Дженни все хихикала, а он лежал совершенно неподвижно. Поиграв с ним еще несколько секунд, она внезапно остановилась.
– Тристрам. Ответа нет.
– Тристрам.
Она огляделась по сторонам, потом снова заглянула ему в лицо.
– Тристрам. Ну, ладно. Хватит, прошу тебя.
И она потрепала его по лицу. Он не пошевелился. Она начала сползать с него. У меня голова пошла кругом. Кто-то словно спросил меня: а ты что здесь делаешь, Келвин Эпплби?
– Шутка.
Тристрам захихикал.
– Тристрам, да тебя за это убить мало. Вот это точно.
– А сейчас я тебя съем. Запью чаем – и ни с кем не поделюсь. Хи-хи.
– Э, нет. Нетушки.
И вдруг – буйство плоти: он задрал ей юбку и перевернул на живот. Господи, как ребенок, всего лишь ребенок может носить такие трусики? Откуда у ребенка такие длиннющие ноги? В этих белых носках они кажутся еще длиннее. Он медленно приспустил трусики, пару раз чмокнул Дженни в попку и начал шлепать ее, как стучат на тамтамах. И даже запел под этот перестук.
– Тристрам, перестань. Хватит. Она прыснула от смеха.
Ее попка чуть вздрагивала под его ритмичными ударами. Но вот Дженни вильнула бедрами, трусики запутались между ягодицами, и Тристрам перестал стучать на тамтамах. Он глубоко задышал и стал тереться щекой о ее нежную кожу. Его светлые шелковистые волосы колыхались над полоской ее трусиков. Мои ноги непроизвольно раздвинулись, а его лицо скользило вдоль ее бедер, стараясь в них углубиться. Дженни перевернулась на спину, трусики рассекли надвое ее молодую поросль, и Тристрам зарылся в нее лицом, а руки Дженни поглаживали его затылок. Улыбаясь нежнейшей улыбкой, она расстегнула его брюки, и ее ищущие пальцы задвигались вдоль его ноги, вверх, вниз, снова вверх, она овладела его малышом-крепышом, вытолкнула его наверх и распластала вдоль живота, подобралась большим пальцем к верхушке… Тристрам подвинулся чуть выше, и они снова поцеловались, играя друг с другом.
– Самое важное, – проурчал он, – Самое… самое… – Он оказался наверху, и ее трусики сползли ниже, а потом и совсем слетели, при этом оба они оставались в школьной форме… она раскрылась, и он вошел в нее. Звуки, которые они издавали, были короткими, нежными, сладостными. Никаких тяжелых стонов, никаких тягостных придыханий – просто вылетали изо рта и рассеивались легкие струйки воздуха, они пересекались, сталкивались, растекались вдоль их тел. Едва слышный всхлип, и через минуту – не больше – все было кончено, его обмякшее тело накрыло Дженни, а ее руки плетьми лежали на его спине.
– Все хорошо? – шепотом спросил он.
– Чудесно. Такое ощущение – лучше не бывает. У тебя тоже?
Он поцеловал ее в щеку.
– Тоже – и еще в десять раз больше. – И никакой крови.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую.
– Не больно?
– Нет. Словно что-то теплое и большое вошло в меня, такое большое, что до самой груди добралось. Смешно, да?
– Да он всего шесть дюймов, не больше.
– А кажется, что намного больше. Ты-то откуда знаешь? Ты, что, его мерил? Садился с линейкой, заставлял его встать и мерил? Ведь нет?
– Нет, конечно.
– Откуда тогда знаешь?
– Потому что он у всех такой – шесть дюймов. В школе врач рассказывал.
– Не может такого быть. Вон груди, бывают всех форм и размеров, каких хочешь.
– А у нас не так. У всех мальчишек в школе – одинаковые.
– Ты откуда знаешь?
– Видел в душе.
– Как это? Вы что, моетесь все вместе? Смех. Вот так стоите и смотрите, у кого чего длиннее? Смех.
– Нет же. Вообще-то у нас отдельные кабинки. Просто раздевалка у всех общая, только и всего.
– А мы в школе так не моемся. Мыться вместе с нашими толстухами – даже подумать страшно. – Она поежилась. – Это у нас самая любимая тема, но чтобы вместе мыться в душе… Кошмар!
– Подумаешь.
– Точно кошмар.
Он осторожно вышел из нее. Я совсем об этом забыл – они же в одежде! – они и сами почти забыли. Дженни на секунду зажмурилась.
– Все хорошо?
– Угу.
Дженни улыбнулась ему.
Вдруг на лицо Тристрама набежали морщинки.
– Дженни!
– Да?
– Вообще-то не стоит тебя спрашивать, но…
– Что?
– Да математика! Ты же впереди меня идешь, а я что-то спотыкаюсь. Может, подсобишь чуть-чуть?
В голосе слышались извиняющиеся нотки.
– Пожалуйста, но почему не попросить Келвина? Пользы точно будет больше.
Ну, еще бы.
– Неудобно. У него – экзамены, он все время занимается.
Неужели? Особенно сейчас.
– Ладно, помогу? В чем там дело?
– Потом. Приду к тебе, тогда и разберемся. Твои родители ничего не скажут, если будут думать, что мы занимаемся.
– А на самом деле мы что будем делать?
ГЛАВА 18
Наутро я специально застрял в саду, поджидая Тристрама.
– Келвин! Я думала, ты уже десять минут как ушел! Опоздаешь! Что ты копаешься? – закричала через окно своей спальни мама.
– Зарядку делаю! – прокричал я в ответ.
– Зарядку? Топчешься на дорожке – это у тебя зарядка? Что с тобой такое? Не представляю, как ты будешь сам обходиться, когда уедешь в Кембридж… Зарядка? Ну и ну! Давай, дуй в Школу.
– Иду, мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55