Когда-нибудь вам откроется истина. Когда-нибудь.
– Едва ли я чем-то могу помочь вам. – Я широко улыбнулся всем девочкам сразу и пошел прочь. Дженни – за мной.
– Ты не обижайся на них, – извинилась она. – Хохотушки – что с них взять?
– Ерунда. Вы, наверное, мальчиков обсуждали?
– Откуда ты знаешь?
– Когда девчонки собрались в кружок и хихикают, можешь спорить на последний фартинг – они перемывают кости мальчишкам. Неважно, сколько им лет, – тема всегда одна и та же.
– Почему?
– Да уж вот так. А почему – сам не знаю.
– Наверное, все дело в сексе.
– То есть?
– Не может быть, что дело в мальчиках. Все хихиканье – из-за секса. Только и разговоров, что о сексе, – и тут же давай хохотать. Может, девочки просто боятся этих разговоров – либо видят в этом что-то грязное.
– Что боятся, возможно, а грязи тут никакой нет, – сказал я. – Если и он, и она – люди хорошие, ясно, что ничего плохого выйти не может.
– Так уж и не может?
– Ведь это совершенно естественное дело, все равно что есть или дышать, и неважно, сколько тебе лет. Когда-нибудь видела, чтобы кошки или собаки про это хихикали или шептались в кружочке?
– Нет. И, по-твоему, без разницы, сколько тебе лет?
– А какая разница? Лишь бы, как говорится, все были здоровы. А так хоть тринадцать, хоть восемнадцать – кто запрещает? Во всяком случае – не закон природы. Правильно?
Она внимательно меня слушала, не отводя глаз. Явно ждала, что я скажу что-то еще.
– Это даже на пользу.
– Как так?
– Если не делать того, что естественно, значит, поступать не по природе, а идти против природы – что же тут хорошего?
Я улыбнулся ей, и она пожала плечами.
Дорога домой заняла двадцать минут, мы шли и болтали, все больше о школе, о людях: как они не понимают друг друга; как глупо, что школьников разделяют по возрасту; как глупо, что их разделяют по полу – так, опять вернулись к тому же самому. Опять же секс! И почему люди всегда о нем говорят, спросила Дженни, это же дурость! Я объяснил: это как драка – если ты ее боишься, все время о ней говоришь. Выходит, люди боятся секса, задала она справедливый вопрос, но я и здесь не потерялся: люди обычно боятся всего нового, неизведанного, не хотят выставиться дураками.
– Но тут-то чего бояться? – удивилась Дженни. – Нового в этом ничего нет, все изведано. И как при этом можно выставиться дураком?
– В том-то и дело, что никак, – ответил я и пожал плечами.
На Малберри-роу мы увидели Тристрама – он шел нам навстречу. Я просто поднял руку в знак приветствия, но Дженни радостно завизжала и кинулась к нему. Несколько коротких фраз – и Тристрам ушел домой. Дженни осталась ждать меня.
– Быстро вы. Назначили тайное свидание? Она виновато посмотрела на меня.
– Буду нем, как рыба. Кроме вас, это никого не касается.
Я подмигнул ей, она улыбнулась и пошла к своему дому.
Итак, свидание. Тайное свидание. Интересно, где они встретятся?
Ясно, что не дома, – и там, и там много народа. В каком-то тихом, уединенном местечке, и где-то неподалеку. Парка поблизости нет, заброшенных домов – тоже. Может быть, в саду? Слишком холодно. А если в сарае? В сарае. Похоже на правду. Но как она мне поверила! Что буду нем, как рыба. Правильно сделала, что поверила. Я не скажу никому. Об их тайных свиданиях не будет знать никто. Кроме нас троих.
Вечером я занимался у себя в комнате, окно было открыто. В конце ее сада, укрытый кустарником, стоял небольшой сарай – самое подходящее для них место. Другого просто нет. Нужно запастись фонарем.
До десяти часов ничего не произошло – если не считать того, что я как следует потрудился. И тут я услышал посвист. Сначала один, а потом и другой, на удивление мелодичный. Ко мне этот сигнал тоже относится. Я выключил свет – и дверь моей комнаты отворилась. В этом было что-то сверхъестественное.
– Келвин, разве можно работать в темноте? Глаза испортишь.
– Мама. Я наблюдаю за звездами и ловлю от этого кайф.
Мысленно я отдал ей приказ – выйди из комнаты. Но ее глаза продолжали сверлить мне спину.
– Мама. Ну, пожалуйста.
Дверь закрылась, и я снова уставился в темноту сада. Уши уловили какой-то звук. Я напряг зрение, ничего не увидел, но со стороны дома Траншанов донеслось какое-то шуршание, какой-то шелест. Я бесшумно спустился вниз и выскользнул в наш сад. Шшш. Тихо, тихо, еще тише. Ожиданьем полна тишина.
Даже в темноте я знал сад лучше, чем свои пять пальцев. Когда к родителям приходили гости, и я боялся встречи с ними, я прятался в саду. Ну-ка, где ваш отпрыск? Небось, вымахал, что не узнать? От этих разговоров меня всегда воротило, и я убегал в кустарник в конце сада, ярдов за семьдесят, а уж когда я действительно не хотел, чтобы меня нашли, перелезал к соседям, но потом всегда появлялась мама и звала меня шепотом, как кличут потерявшуюся кошку.
Я прошел в самый конец сада – туда, где наши территории разграничивала стенка сарая Траншанов. И услышал их шепот.
– Ну и запашок здесь! А твои сюда точно не ходят? – спросил Тристрам.
– Никогда. Иногда садовник забредает, да и то раз в год по обещанию. Почти весь садовый инструмент – в доме. Мы тут можем порядок навести.
– Заметят.
– Говорю тебе, они сюда и не заглядывают.
– А садовник?
– Да ему почти сто лет. Отсюда хоть крышу унеси, он и то не заметит.
– Точно? А свет здесь есть?
– Есть масляная лампадка, но сначала надо занавески повесить.
– Занавески?
– Ну да. Мы же хотим, чтобы здесь было уютно? Хотим. И наши дела нам будет уютнее делать.
– Какие дела?
– Ну, просто.
– Я свечку притащил. Может, зажжем ее в уголочке?
– Тристрам, но я…
– Не бойся. Давай попробуем. Если что, скажем, просто захотелось поиграть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55