Мне нужна была горячая ванна, наверное, так же, как матери – валиум.После ванны я стояла на балконе своей комнаты и смотрела на очищенные дождем окрестности. Как всегда, мой взгляд остановился на темных очертаниях горы Дайаны, где я всегда чувствовала странную связь с другой жизнью. Я закрыла глаза, восстанавливая в памяти живые картины путешествия в прошлое Дайаны. Все это казалось таким реальным! Но как я смогла прожить такой большой промежуток жизни Дайаны, когда на самом деле прошло так мало времени? Но более важный вопрос – почему я оказалась в прошлом?Когда я открыла глаза, я почти была готова увидеть темную фигуру: развевающиеся на ветру длинные юбки и спутанные рыжие волосы, ловящие отсветы заходящего солнца. Но на этот раз я не увидела ничего, кроме старого огромного дуба, хранившего так много тайн прошлого. Женщина с длинными развевающимися волосами, стоявшая на горе… В первый раз это видение было у меня через месяц после смерти Селесты. Еще один человек видел ее до меня, но об этом я расскажу позже. Подумав, что схожу с ума, я обратилась к доктору Вэлкоффу – известному в Нашвилле психиатру.Он убедил меня в обратном.– Эмоциональные травмы могут влиять на нас очень странным образом, Фэйбл. Ты потеряла свою сестру при ужасных обстоятельствах, в то время, когда вы не разговаривали друг с другом. Естественно, ты испытываешь из-за этого чувство вины. Но в то же самое время ты все еще осуждаешь ее за то, что она тебе сделала. Смерть не обязательно стирает наши чувства к кому-нибудь. Добавь к этому натянутость в твоих отношениях с отцом, да и твое горе, в конце концов. Любила ты свою сестру или ненавидела, тебе все равно приходится мириться с тем, что она мертва.– Но откуда у меня галлюцинации? Я смотрю на эту гору и чувствую, что незаметно ухожу в другой мир. И почему я вижу ее – мою давно уже умершую прабабушку?Доктор Вэлкофф протер свои смешные маленькие круглые очки. Я часто обвиняю его в подражании Фрейду во всем, даже в остроконечной бородке, но он не обращает на это внимания.– Потому что, как ты сказала мне с самого начала, твоя сестра – вылитый портрет твоей прабабушки, и, уходя в прошлое, ты просто выбираешь более безболезненный способ понять и разобраться в своих чувствах к Селесте.– Уходя в прошлое? – Я засмеялась. – Я никогда бы не подумала, что вы признаете это.– Уходя в прошлое только мысленно, конечно, – поспешно исправил себя доктор.Но я-то знала, что он был буквально зачарован моими рассказами о снах, которые я начала видеть после смерти Селесты. Сны, которые я записывала в первые две минуты после пробуждения по инструкции доктора, были о странном случае в стране, которую мы потом определили с ним как Ирландию во время картофельного голода. Потом было путешествие в Америку. Моя морская болезнь на борту набитого беженцами корабля продолжалась еще неделю после этого сна.И вот теперь я – это Дайана, которая впервые приехала в Монкер, беременная и только что вышедшая замуж, с нетерпением ожидающая, что же произойдет, когда она увидит Андрэ Деверо.Я улыбалась, надевая сережки и готовясь спуститься вниз и присоединиться к Ламонту Пэрришу, его отцу и моей семье, чтобы выпить по коктейлю. В какой-то мере я была даже захвачена событиями древней любовной драмы. Что сделает Дайана, когда снова увидит Андрэ? Что подумает он, когда увидит ее в своем доме, замужем за другим мужчиной? Что будет дальше? Как Андрэ на самом деле относится к Аурэлии, которая явно питает к нему более сильные чувства, чем следовало бы? Что думает об этом Дайана?А пока я надела чулки цвета светлого загара и переключилась на настоящее. Ламонт сделал это переключение еще более эффективным. Как только я вошла в гостиную, он отвел меня в сторонку и начал без остановки рассказывать о своем новом «BMW», о каком-то случае в его спортивном клубе и прочей ерунде.Я выслушала все это с ангельским терпением и время от времени мило улыбалась сначала своему отцу, а потом Ламонту. Я думала о том, как бы Дайана вела себя на моем месте. Глядя прямо в лицо Ламонта, я мечтала о своем до тех пор, пока он не позволил себе пошутить о моем исполнительском искусстве. Тут я резко вернулась к жизни. Но я поймала на себе строгий взгляд отца и прикусила язык. Сейчас не самое подходящее время, чтобы защищать кантри-музыку, да и, честно говоря, мне абсолютно все равно, что думает Ламонт Пэрриш об этом жанре. Я довольствовалась тем, что уставилась на кусочек шпината, застрявший в больших белых зубах Ламонта.– Не правда ли, Азалия просто божественно готовит икру со шпинатом? – мило поинтересовалась я и была вознаграждена еще одной зеленозубой улыбкой.К тому времени, когда раньше в гостиную вызывали Селесту, и она играла на арфе с видом сошедшего с небес ангела, я вежливо извинялась.– Хэдли! Разве твоя дочь не споет для нас? Моя жена сказала, что «Ты так одинок» была на прошлой неделе в десятке лучших.Мой отец посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью, и я точно знала, что сейчас он думает о Селесте, о ее арфе и о вечерах Моцарта, когда его красавица-дочь сидела рядом с ним и повторяла «папочка, дорогой» так часто, что я едва могла подавить желание немедленно встать и уйти.– Спасибо, судья Пэрриш, но завтра рано утром у меня запись, и я не хочу напрягать связки.Я поцеловала этого милого старикана только за его вопрос. Может быть, Ламонт вовсе не его сын. Его я тоже чмокнула – в наше время не мешает иметь под рукой дешевого адвоката. Он может мне понадобиться, когда я соберусь окончательно порвать с отцом.Воспитание в богатом старом южном семействе имеет свои плохие и хорошие стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67