– Тебе следовало уже спать.
– Я знаю, но я… – Тщательно подготовленные слова улетучились как дым под его пристальным взглядом. – Эдуард, я хотела…
Он поднял ладонь, призывая ее к молчанию. Его суровый взгляд проник в темноту – куда-то за ее спину.
– Тебе что-нибудь нужно, Мэри-Роза?
Рина изумленно оглянулась и увидела, как от стены отделилась горничная, прятавшаяся в тени.
– Гм, нет, милорд. То есть кухарка спрашивала, что вы хотите на ужин.
Уголки рта графа чуть приподнялись в еле заметной улыбке.
– Скажи кухарке, что я не голоден. Можешь идти.
Горничная бросила быстрый взгляд на Пруденс, потом на графа. Присев в реверансе, она исчезла в темноте. Эдуард смотрел ей вслед, его губы снова превратились в твердую линию.
– Если ты не хочешь, чтобы наши слова открыто обсуждались в помещениях для слуг, я предлагаю продолжить разговор у меня в комнате.
Он распахнул перед ней дверь. Рина секунду поколебалась, затем шагнула через порог, чувствуя себя крайне взволнованной, когда он закрыл дверь. Она задрожала и поплотнее закуталась в кашемировую шаль. «Меня заперли словно в гробнице».
Наверное, он заметил ее дрожь, потому что подошел к камину и положил на угли два тяжелых полена. Взял кочергу и начал помешивать угли, раздувая веселый огонь, Не поднимая глаз, спросил:
– Что ты хотела мне сказать?
Рина обняла себя за плечи, сожалея о том, что так ясно помнит ощущение его дразнящих рук.
– Я хотела… то есть… ну…
Он оглянулся на нее и саркастически приподнял брови.
– Восхитительно. Эта блестящая речь скоро закончится, или мне подбросить еще одно полено в камин?
Честное слово, он самый грубый из всех людей на свете.
– Еще одно полено не понадобится. Я просто хотела сказать тебе, что Клара Хоббз родила, и…
– И ты хотела сообщить мне о рождении моего ребенка, – холодно закончил он. Он опять повернулся к камину и яростно ткнул в него кочергой. – Это очень любезно с твоей стороны. А теперь, если не возражаешь, я бы хотел отдохнуть. У меня был чертовски трудный день.
– У меня тоже, – ответила она, теряя терпение. – Это были трудные роды, хотя и мать, и младенец чувствуют себя хорошо. Вовсе ни к чему быть таким грубым.
– Грубым? – Все еще сжимая в руке кочергу, Эдуард пересек комнату, словно разгневанный бог, глаза его метали молнии, а голос гремел, как гром. – Ты тоже была бы грубой, если бы тебе пришлось в последнюю минуту предотвратить взрыв старого парового котла в Уил-Грейсе, потом едва не сломать хребет, помогая носить руду к мойкам, когда погнулись рельсы вагонетки, а под конец выслушать распространяемые каким-то суеверным идиотом слухи о появлении «Убийцы Томми» на самом нижнем уровне шахты. У меня силы иссякли несколько часов назад, поэтому прости меня, если я не прыгаю от радости, когда добродетельная женщина обвиняет меня в том, что я сделал сына девушке, которую едва знаю.
– Я вовсе не добродетельная, – выпалила Рина. – Кроме того, у Сары дочь. И я знаю, что она не от тебя!
Кочерга Эдуарда со стуком упала на ковер.
– Ты… знаешь?
Рина прерывисто вздохнула и кивнула:
– Я… должна была верить тебе с самого начала. Это бессовестно с моей стороны, что я поверила самому плохому, без всяких доказательств. Совершенно…
– Пруденс, – тихо проговорил он.
– Совершенно бессовестно, – продолжала она, и слова раскаяния полились потоком: – Ты был прав, когда сравнивал меня с Изабеллой. Только мой проступок еще хуже, ведь она не была здесь, с тобой все время, а я была, и мне следовало знать, что ты никогда не поступил бы так подло с такой бедной…
– Пруденс.
– …девушкой, как Клара. Ты никогда бы не воспользовался своей властью таким предосудительным образом, никогда. В глубине души я знала, что ты не мог… это только мое глупое сердце говорило мне обратное. И из-за этого я сделала тебе больно, и мне очень жаль, потому что я скорее бы умерла, чем…
– Пруденс!
Его громкий голос заставил Рину замолчать. Она посмотрела в его глаза – изменчивые, как море. От него пахло грозой. Дождевые капли блестели в темных волосах, улегшись на них подобно царской короне. Она облизнула вдруг пересохшие губы.
– Мне очень жаль, Эдуард, – прошептала она. – Я не должна была сомневаться в тебе.
– У тебя было множество причин для этого, – ответил он, протянул руку и вытер с ее щек слезы, которых она не замечала. – Ты самая взбалмошная из всех женщин.
Рина заморгала и несколько неизящно шмыгнула носом.
– Я знаю. Я и сама запуталась.
Эдуард рассеянно провел огрубевшим большим пальцем по ее щеке. Слишком поздно Рина осознала, что ей от их последней встречи нужно было куда больше, чем увидеть его лицо и услышать его голос. Ей хотелось, чтобы он ее поцеловал. Не важно, что он ее не любит. Не важно, что считает ее «прискорбной ошибкой». Она для него – ничто, но это тоже не важно. Ей нужно в последний раз почувствовать его губы. Рина с трудом перевела дух, потянулась к его губам, и…
Он отступил назад.
Сжав руки за спиной, граф подошел к камину. Стоя к ней спиной, он продолжал:
– Завтра я уеду по делам в Труро. Когда я их закончу, я… не вернусь в Рейвенехолд.
Сабрина удивленно заморгала.
– Ты не можешь покинуть Рейвенсхолд. Это твой дом.
– Был когда-то. Но сейчас… – Он потер глаза. – Всем в Рейвенсхолде будет лучше без меня.
– Это неправда, – возразила она, подошла и встала рядом с ним у камина. Он казался таким потерянным, как в тот день, когда они разговаривали в детской. Сердце перевернулось у нее в груди. – Эдуард, ты не можешь покинуть Рейвенсхолд. Бабушка и сестра тебя любят. Твоим детям…
– …будет без меня лучше, – мрачно закончил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86