Крестьяне утром принесли мне десять мерок пшена – этого вполне хватит для домашней птицы, три десятка яиц и мерку фасоли. У нас будет сало, кровяная колбаса и много копченостей. По крайней мере, призрак голода уже не стоял перед нами. Будем экономить, но не умрем до весны.
Предстояла еще битва с Бельвинем, но я была уверена, что выиграю ее.
Сейчас, в этот поздний час, я могла немного перевести дух. Одиннадцать желудков накормлены и будут накормлены завтра – не было ли это поводом для успокоения? Конечно, обеспеченность это слабая, самое большее – на три недели, и к тому же у нас нет одежды, нет денег для обучения Жанно и Шарло, да и Авроры тоже. Да что там говорить – мы самые настоящие бедняки. Даже если мне удастся чтото посеять (при условии, что Бельвинь вернет хоть чтонибудь) и Господь Бог пошлет небывалый урожай, мы все равно будем лишь кормить себя, ничего больше. Господи Иисусе, об этом ли я мечтала для Жанно, для девочек?
«Так что обольщаться не следует, – подумала я угрюмо. – Все еще только начинается, а я должна сделать так, чтобы мои дети больше никогда не были голодны».
Когда я, продрогнув и приуныв, возвращалась с дороги назад, темная приземистая фигура вышла мне навстречу. Я остановилась, слегка испуганная. Человек был в плаще и шляпе, огонек его трубки красновато мерцал в темноте. У меня мгновенно всплыли в памяти рассказы об убийцах и разбойниках, наводнивших провинцию.
– Кто вы? – произнесла я настороженно.
– Я ле Муан, мадам.
Подойдя ближе, он объяснил:
– Отец Медар передал мне, что вы хотите встретиться со мной.
Я была слишком ошеломлена, чтобы сразу понять, как себя вести. Ле Муан, предводитель гравельских шуанов, стоит передо мной, да еще так неожиданно!
– Вы… вы так уважаете отца Медара, сударь? – проговорила я.
– Отчего же его не уважать? Он служитель Божий.
– Может, вы зайдете в дом? – спросила я, слегка успокоившись.
– Нет, – отрезал шуан. – Стыдно мне там показываться.
– Стыдно? Почему?
– Да ведь изза нас его спалили. Чудесный замок был, а не отстояли мы его от синих! Что ж, на их стороне тогда сила была. С тех пор я всегда помню, что виноват перед его сиятельством.
– Перед его сиятельством? Каким его сиятельством?
– Да перед вашим отцом, который погиб за Бога да за нашего короля.
– А! – сказала я. – Вы ведь служили у нас лесничим, не так ли?
– Имел такую честь, мадам.
Он потушил трубку. Огонек погас, но я уже имела возможность хорошо его рассмотреть: темные глаза, пылающие сухим блеском, морщинистое, все в складках, лицо, крупный нос с грубо вырезанными ноздрями, косматые длинные волосы. В этом человеке было явное сходство с обезьяной. Да и двигался он легко, бесшумно, ловко, так ловко, что даже наш пес ничего не учуял.
– Заступитесь за меня, – сказала я прямо. – Вы же знаете, сударь, что мельник Бельвинь теперь пользуется двумя третями из того, что принадлежало моему отцу. Вы говорите, что в долгу перед принцем. Его уже нет, но есть его наследник, мой сын. Вы бы могли хоть чемто помочь ему?
Шуан слушал меня, не перебивая. Когда я закончила, он все так же молчал. Это меня удивило.
– Так что же вы скажете, ле Муан? Вы согласны помочь нам или нет?
– Видите ли, мадам, мне надобно выяснить одну вещь.
– Какую?
Некоторое время он молча смотрел на меня.
– Мадам, вы в Бога веруете?
– Да, – отвечала я, несколько удивленная.
– А сын ваш, маленький сеньор?
– Он католик, как и я, ле Муан.
– А станете ли вы жить как христианка, ходить к мессе в нашу часовенку, исповедоваться, станете ли водить туда маленького сеньора?
– Если дело только за этим, – сказала я, – то отцу Медару не придется на меня жаловаться.
Я произнесла это, а втайне горько подумала: «Попробовал бы этот ле Муан задать такой вопрос моему отцу!» Отец был равнодушен к религии и при Старом порядке проявлял не больше религиозного рвения, чем весь остальной двор. И, однако, его слово было для шуанов законом. Правда, теперь наступили другие времена. Аристократы, не более религиозные, чем Вольтер, были вынуждены возвращаться к католическим обычаям и истокам, чтобы привлечь на свою сторону необыкновенно набожных крестьян и шуанов, которые вообще были экзальтированными католиками и свою борьбу вели прежде всего во имя Бога.
– Ты же видишь, ле Муан, я едва приехала, а уже познакомилась с отцом Медаром, и он обещал навещать нас, – сказала я.
– Да, уж об этом я наслышан.
Еще несколько секунд ле Муан размышлял.
– Ну, мадам, – решился он наконец, – коль уж я страшно провинился перед его сиятельством, да и вы обещаете стать в здешних краях оплотом веры в Бога, я, стало быть, обязан вам помочь. Чего вы хотите? Хотите, этот Бельвинь завтра же будет качаться на осине? Вы не думайте, я не посмотрю, что он нам помогал! Не такая это помощь, чтобы мы позволили продаваться новой власти и заводить здесь новые порядки.
– Нетнет, – поспешила возразить я, – это уж слишком.
– Слишком? А время нынче какое?
– Ну, в конце концов, Господь Бог не велел проливать крови. Я только хочу, чтобы мельник согласился на мои условия. И я не требую многого, – добавила я. – Когда мой сын вырастет, он сам наведет здесь порядок.
– Дайто Бог, – с неожиданно искренним чувством произнес шуан, – чтоб маленький принц был такой же сеньор, как его дед. А насчет Бельвиня вы больше не держите сомнений. Все будет сделано – слово ле Муана!
Я сжала руку бретонца.
– Если твоему отряду, ле Муан, нужно будет убежище, или еда, или еще чтонибудь, ты должен знать, что СентЭлуа всегда открыт для тебя и твоих людей, – сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22