Оно осталось лежать в какой-нибудь неизвестной канаве или в болоте. Никогда Мэдог не женится на своей невесте, а она не родит его ребенка.
Слишком много смертей. Господи, почему так много близких сердцу Изабеллы людей так рано покинули этот свет? Как могло по-прежнему светить солнце, когда глаза Изабеллы погрузились во тьму; как могли продолжать цвести цветы, когда каждый день, каждый час в нос бил ужасный запах смерти, разрушения? Как могло еще биться ее сердце, когда оно совсем разбито, когда любовь, некогда опалившая его, превратилась в пепел?
Нет, она больше не будет думать о Воррике – не должна думать! Изабелла должна выбросить его из своего сердца, хотя для нее это было подобно смерти. Он убил ее брата, и хотя Гил на смертном ложе умолял сестру простить Воррика, Изабелла не могла это сделать, не могла заставить себя это сделать. Продолжать любить мужа – значит, навсегда осквернить память Гила. Она должна закрыть свое сердце для мужа, как бы ни было ей больно.
Она сделала первые шаги в этом отчуждении. Изабелла не пустила Воррика в свою комнату в Тауэре, и он не стал протестовать, но ей было больно вспоминать его опустошенное лицо и тихое достоинство, с которым он ушел. «Ах, Воррик, Воррик!»
Изабелла молча соскользнула с лошади, подошла к калитке Грейф Риас и нажала на звонок. Через несколько минут послышался звук шагов, и появилась молодая сестра. Удивленно вскинув брови, она смотрела на Изабеллу.
– Я… я пришла увидеть леди Сант-Сейвор, – сказала она. Монахиня удивилась, потом улыбнулась, смекнув, в чем дело.
– Ах, вы, наверное, хотите видеть сестру Анну?
– Да, – кивнула, наконец, Изабелла, вспомнив имя, которое Джильен взяла в честь Анны, милой Анны, которую они так любили.
– Пойдемте, – тихо сказала монахиня, открывая калитку.
– Ах, что они с ним сделали! – Изабелла хотела заплакать, должна была заплакать, но у нее не было слез – она их уже выплакала за эти дни. У нее больше не было слез, чтобы оплакивать своего любимого Ричарда.
Он лежал в часовне на катафалке, и когда Изабелла сдернула грубую шерстяную накидку, которой они покрыли его, она заметила, что тело Ричарда не помыли. Засохшая кровь и грязь, плевки пристали к его телу; открытые раны, полученные им в сражении, зияли, и из них исходил запах гниющего тела. Изабелла в ужасе прикрыла рот и побелела, слегка покачнувшись на ногах так, что Джильен, стоявшая рядом с ней, едва успела поддержать ее под локоть.
– Когда принесли его сюда, – тихо и смущенно сказала Джильен, – сестры боялись к нему прикоснуться. Хотя наша матушка дала разрешение на похороны здесь короля, монахини боятся гнева Тюдора.
– Им не следует этого бояться, – горько сказала Изабелла, – Тюдор уже занят другими делами. – Изабелла подумала о том, как быстро Гарри Тюдор запретил носить костюмы членов гильдии и конфисковал весь порох в королевстве, чтобы именитые лорды, воздвигнувшие Тюдора на трон, снова его не свергли – как они поступили с Ричардом. – Новому королю нет дела до Ричарда. Бывший король Англии мертв, а его корону носит Гарри Тюдор. «Его могущество».
– Да, заговорила Джильен, – я слышала, что Тюдора не устраивало обращение «его величество». Ему больше нравится американский вариант «его могущество».
– Да, – сказала Изабелла, – Тюдор решил, что этот титул умиротворит Англию и смоет пятна крови и позора, но этого не будет! Этого не будет! Пойдем, мы должны сделать для Ричарда все, что в наших силах. Для нашего настоящего короля.
Они зажгли свечи вокруг него, чтобы он купался в свете и почтении. Потом осторожно вымыли его, тщательно следя за тем, чтобы на теле не осталось ни пятнышка крови или грязи, ни одного плевка. Изабелла аккуратно зашила его раны. Женщины причесали темные волосы и одели в одежду, которую Изабелла стащила из Тауэра – платье, в которое Ричард был одет в день коронации.
Джильен осторожно совершила помазание и перекрестила его лоб, а Изабелла упала на колени и, заплакав, помолилась.
– Не оплакивай его, Изабелла, – сказала Джильен, тронув девушку за плечо, – я знаю, что Ричард умер задолго до этого.
– Мы не единственные, кто его по-настоящему любил. Почитатели короля в Йорке в день смерти Ричарда написали слова, которые останутся для потомков наших: «Наш дорогой король Ричард. Его правление было благоприятным для нас, но он был убит, к великому сожалению города».
– Это соответствующая эпитафия, – заметила Изабелла, – но она не вернет Ричарда, к сожалению. – Потом она поднялась и вложила в одну руку Ричарда золотой соверен.
Дело было сделано. Теперь осталось только одно: отвезти тело Гила в имение брата Рашден. Потом она должна была поехать домой, в свой Грасмер.
Хокхарст больше ей не принадлежал.
«Я потерял Изабеллу. Я потерял ее!» Постоянно Воррик возвращался к этой мысли, все еще осмеливаясь надеяться, что это не так. Он не знал, но понял, что фатальная неизбежность слов, теперь произнесенных им вслух, пронзила его сердце, как нож.
– Я ее потерял!
– Нет, Воррик, – сказала Хвилис, внимательно рассматривая сына, отметив, каким он стал изможденным и выглядел усталым.
В его янтарных глазах была мука. Под глазами обозначились тени от недосыпания. Теперь, когда Воррик опустил плечи и пробежал рукой по непричесанным волосам, ей так захотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, но она этого не сделала. Из всех ее сыновей Воррик был самым гордым. Он в одиночку выносил все невзгоды. Ему всегда было трудно попросить помощи и защиты. Его молчание взывало к ее жалости. Хвилис знала, что сын пришел к ней, как маленький мальчик, который приходит к своей матери, когда ушибется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160