Ветер ласкал мое обнаженное тело своими ледяными пальцами. Но я не чувствовала осенней прохлады, потому что Джеррит укрыл нас моей бархатной накидкой и под ее широкими складками, он согревал меня своим телом. Я продолжала открывать для себя этого человека. Мне нравились его темные волосы на груди, такие шелковистые под моими ладонями; широкая спина оказалась гладкой как атлас, а бедра твердые словно из железа. От него пахло ромом, бренди и табаком, а тело было солоноватым от ветра и воды. Я с жадностью изучала его, исследовала каждую линию и изгиб.
И вот, наконец, Джеррит добрался до моей девственности, туда, где не побывал еще ни один мужчина, и лишил меня ее. Вскрикнув, я почувствовала острую, сладкую боль, которая делает из девушки женщину, а из мужчины – завоевателя. Его черные глаза широко раскрылись, а потом удовлетворенно закрылись, когда он глубоко и уверенно вошел в меня опять. Казалось, что до этого момента Джеррит все еще сомневался, ну может быть чуть-чуть.
Я могла простить ему и это.
Мы вместе лежали грудь к груди, бедро к бедру, руки Джеррита под моими ягодицами, изгибая их навстречу себе. А в это время тысячи звезд падали с неба, и внизу на пустынный берег катились морские волны.
ГЛАВА 10
ОБ УТЕРЯННОЙ МОЛОДОСТИ И РАССТАВАНИЯХ
Месть – блюдо, которое лучше подавать холодным.
«Опасные связи». Пьер Шадерло де Лакло
Луна скрылась за облаками, звезды померкли, начал накрапывать дождь. Прибой со злостью бился о черные скалы, поднимая в воздухе белую пену.
Но мы медлили, не желая сознавать, что ночь так быстро закончилась, а нам так много не удалось друг другу сказать. В пылу страсти мы не заметили, как быстро прошло время. Моя голова спокойно лежала на груди Джеррита. Наслаждаясь приятным ощущением, оставшимся после нашей близости, он заговорил:
– Сколько раз я мечтал об этом моменте! Ах, Лаура! Наверное, с тех самых пор как повзрослел. Мне всегда хотелось понять, что бывает между мужчиной и женщиной. Ты тогда была еще ребенком, но все равно, я любил смотреть, как прыгали твои темные косички. Золотистые пряди блестели на солнце и мне думалось: «Однажды, когда Лаура вырастет, я расплету эти косички и запущу свои пальцы в эту великолепную гриву». Вот так, – сказал он и, взяв мои длинные волосы, прижался к ним лицом, обвивал пряди вокруг шеи. – Как давно я люблю тебя, дорогая…
Так странно было слышать от него эти слова. Ведь я, несмотря на сегодняшнюю вместе проведенную ночь, так мало зная Джеррита, отдалась ему с легкостью и нисколько об этом не жалела. У него были все достоинства мужчины, которому бы мне хотелось отдаться – нежность в ярости, ласка в обладании. «Я не люблю его, но любовь придет со временем, – рассуждала я, – вырастет из семени, посаженного сегодня ночью. Если взрастить его в своем сердце». И когда он снова потянулся ко мне, я с радостью раскрыла ему свои объятия.
Я уже не знала, где заканчивается рот Джеррита и начинается мой. Между ними не было места, слитые языки и губы, переплетенные руки. Он слился со мной сильным толчком, доставляя мне неописуемые мучения, которые заканчивались так сладко. Его возглас был пронзителен, как призыв чаек, гнездившихся на холмах. Наши крики слились воедино, когда, наконец, я почувствовала, как он вибрирует во мне, длинный и твердый, и сама задрожала от страсти в сильных мужских руках.
Времени у нас почти не осталось. Слишком уж короткой была та ночь. Но все равно, я не променяла бы ее на другую, потому что эта была самая прекрасная ночь в моей жизни. В моем сердце она навсегда заняла почетное место.
Мы встали, оделись. И в тишине направились назад к Хайтсу. Шел дождь. Факелы на древних стенах поместья мерцали, освещая тропу, по которой мы шли. Извилистая дорожка была скользкой от дождя и опасной в темноте. Казалось, что она бесконечна. Эти противные сырость и холод вернули нас к реальности и все очарование ночи померкло. Понемногу меня начинали охватывать сомнения. Я была близка с мужчиной. А ведь он еще мне не муж. Но что сделано, то сделано, теперь уже поздно что-либо изменить. Кроме того, не такое уж это страшное преступление: мы все равно поженимся. Решив этот вопрос, я подавила в своей душе смутную тревогу и заставила себя сосредоточиться на подъеме по холмам, стараясь не смотреть вниз, где пропасть круто обрывалась к чернеющему океану.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы добрались до Хайтса. Мне не хотелось идти в дом. Как я могла объяснить свой потрепанный вид, выражение глаз, совсем не такое, как у невинной молодой женщины, а такое, как у только что проснувшейся невесты? У ворот дома Джеррит подвел меня к старому, безумному слуге своего отца Реншоу. Тот был слишком пустоголов, чтобы что-либо заметить, и приказал ему заложить лошадей и подогнать экипаж. Потом, когда я, дрожа, уже сидела в одиноком жилище Реншоу, пытаясь согреться у очага, Джеррит оставил меня и пошел искать Клеменси. Он вернулся через некоторое время. Я так и не узнала, что Джеррит сказал ей. Когда он вернулся с моей горничной, ее лицо было белым, как мел, с двумя красными пятнами на щеках. Клеменси старалась избежать встречаться со мной глазами. Когда я заговорила с ней, она отвечала мне только: «Да, мисс Лаура», причем, с гораздо большим уважением, чем когда-либо ранее, не делая даже ни малейшего намека на мое состояние. Из этого я заключила, что Джеррит каким-то образом нагнал на нее столько страха, что она побоится что-нибудь разболтать об этой ночи.
Реншоу, хотя и сумасшедший, умело справлялся со своими обязанностями и, наконец, подогнал коляску Чендлеров. Верх коляски был поднят из-за дождя, а фонари мерцали в темноте мягким светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82