Тогда он решил пробиваться на Гларис, где надеялся соединиться с Линкеном и дать отдых войскам, которым предстояли новые неимоверные трудности. Надо было поднять их дух, перелить в них, от генерала до последнего солдата, неукротимую волю к борьбе. С этой целью Суворов созвал на 29 сентября военный совет.
Состоявший в армии Суворова австрийский генерал Ауфенберг не был приглашен на совет. Этим Суворов, повидимому, хотел подчеркнуть, что не считает австрийцев равноправными, достойными союзниками. Кроме того, он, очевидно, опасался, что присутствие Ауфенберга плохо отразится на соблюдении военной тайны.
Явившийся первым Багратион застал Суворова в необычайном волнении. Одетый в фельдмаршальский мундир, при всех орденах и регалиях, он ходил скорыми шагами по комнате и, не замечая Багратиона, бросал отрывистые слова:
– Парады… Разводы… Больше к себе уважение… Обернется – шапки долой… Помилуй господи… Да, и это нужно – да Ео-время. А нужнее то – знать вести войну… Уметь бить… А битому быть немудрено! Погубить столько тысяч… И каких. В один день… Помилуй господи…
Багратион тихо вышел, оставив фельдмаршала в тревожном раздумье.
Когда собрались все приглашенные, Суворов заговорил Голос его звенел от сдерживаемого волнения, энергичная речь электризовала слушателей. Он сделал краткий обзор итальянской кампании, перечислил все предательские происки австрийцев, обрисовал старания удалить его из Италии. Он осудил преждевременное выступление из Швейцарии эрцгерцога Карла, приведшее к поражению Корсакова, и с горечью упомянул о роковой потере пяти дней в Таверно.
– Теперь мы среди гор, – подвел он итоги, – окружены неприятелем превосходным в силах. Что предпринять нам? идти назад – постыдно; никогда еще не отступал я. идти вперед, к Швицу, – невозможно: у Массены свыше шестидесяти тысяч, у нас же нет и двадцати. К тому же мы без провианта, без патронов, без артиллерии. Помощи нам ждать не от кого… Мы на краю гибели… Одна остается надежда: на бога да на храбрость и самоотвержение моих войск. Мы русские!
Голос его пресекся, и он, не стыдясь, заплакал.
Генерал Дерфельден от имени всех присутствовавших заявил, что войско готово безропотно идти всюду, куда поведет его великий полководец.
Суворов оживился. Глаза его заблистали.
– Да, – сказал он с уверенностью, – мы – русские, мы все одолеем!
На следующий день Багратион выступил с авангардом в направлении на Гларис. За ним следовала дивизия Швейковского. Корпус Розенберга остался в Муттене удерживать приближавшегося со стороны Швица неприятеля.
Массена, лично руководивший операциями, обладал крупным превосходством в силах. Но произведенный им натиск не увенчался успехом. Полки Милорадовича и Ребиндера совместно с казаками Грекова опрокинули французов и гнали их на расстоянии четырех верст. С зарею Массена опять повел атаку – и снова неудачно. Безостановочно преследуемые русской пехотой, французы в беспорядке отхлынули обратно. Поблизости от Муттена протекает речка Муота. Боковые стенки перекинутого через нее каменного моста были сломаны, так что осталась одна арка. Это обстоятельство оказалось роковым для французов. Мост был сразу загроможден бежавшими французскими солдатами, всадниками, зарядными ящиками и орудиями. Возникла ужасная давка, в результате которой люди десятками скатывались в реку. Казаки преследовали беглецов до самого Швица. Это была редкая в военной практике победа изможденных, окруженных, отступающих войск над гораздо более многочисленным, свежим противником. Она показала, что суворовской армии было незнакомо уныние и что боевой дух ее оставался непоколебимым.
Во время этого поразительного боя было взято в плен много французов. Среди них был, между прочим, генерал Лекурб, командовавший французами у Сен-Готарда и Чортова моста. Несмотря на тяжкое положение русской армии, пленные французы, разделив поневоле всё дальнейшие мытарства русских, были выведены Суворовым из Швейцарии и обменены на пленных, находившихся в руках французов. Отпуская Лекурба, фельдмаршал, всегда уважавший в противнике храбрость, спросил:
– У вас есть жена?
– Есть, – отвечал Лекурб.
– Тогда передайте ей эту розу, – и, сорвав цветок, он протянул его французскому генералу.
Лекурб до конца жизни хранил этот дар Суворова.
Задача арьергарда была, таким образом, блестяще выполнена, и он смог следовать за ушедшей к Гларису армией. Желая оторваться от противника, Розенберг прибег к хитрости он послал магистрату Швица распоряжение приготовить на 2 октября продовольствие для 12 тысяч русских, которые якобы войдут в город. Массена, разумеется, тотчас узнал об этом и весь день ожидал приближения русских, в то время как Розенберг тихо снялся с бивака и пошел к Гларису. Французский полководец никогда не мог простить себе, что попался на эту уловку. Убедившись, что догнать русских не удастся. он бросился кружным путем к Гларису.
После панического отступления Линкена Гларис был занят французской дивизией Молитора. Отряд Багратиона героически атаковал французов, но условия местности и здесь представляли огромные выгоды для обороны. Ночь застала русских у подножия укрепленной горы; они лежали в снегу, не имея даже хвороста, чтобы разжечь костры. В это время подошли главные силы. Прибывший с ними Суворов отыскал Багратиона и стал убеждать его сделать еще усилие. Багратион взял егерский полк и 4 батальона гренадер и, пользуясь густым туманом, пошел в обход неприятельского расположения. Добравшись по скалам в кромешной тьме до противника, солдаты бросились в штыки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101