Но это кончилось. Нет войны, нет лагерей. И теперь не все можно! Слышишь? Не все!Чесек подошел к нему.– Ты, ты! Ты там тоже был такой чистый? – рявкнул он. Хенрик отступил па шаг.– Думаешь, к моим рукам что-то прилипло? – Он вытянул руки вперед: – Вот! Посмотри!– Пальцы дрожат.– Не беспокойся, когда я стреляю, у меня ничего не дрожит. Чесек посмотрел на него с интересом.– В меня не выстрелишь, – сказал он.– Там видно будет.– Я тебя до этого укокошу, – сказал Чесек.– Хорошо, хорошо.– Не думай, что после мне будут сниться кошмары.– Закрой свою пасть, – тихо сказал Хенрик. – Чем ты хвастаешься? Я тебе заявляю, что ты не вывезешь отсюда ни одной картины, ни одной клизмы.– Если бы это слышал шеф…– Не держись за карман, все равно не успеешь. Шефа я уломаю, увидишь. Он один из вас что-то понимает. Стой, я подам тебе ящик.Хенрик поднял ящик и поставил на плечо Чесеку. Освенцимец повернул к нему лицо.– Хенек, побойся бога. Нам за все это что-то причитается? Причитается или нет?– Да. Две пары туфель, костюм, чемодан тряпок.– Эх ты, падло, – сказал с ненавистью Чесек.Хенрик проводил его до грузовика и помог поставить ящик в кузов.– Подумай, – сказал он Чесеку. – Мы вдвоем можем очень много сделать. Подумай, Чесек.– Нет, – ответил освенцимец. – Я еще с ума не сошел.Он отвернулся и пошел в музей за следующим ящиком. «Теперь я действительно один», – подумал Хенрик. 18 Он провел рукой по лбу и глубоко вздохнул; легкие наполнил сухой горячий воздух. Лоб был уже сухой. Хенрик вытер руку о штаны. «Душно, как в пустыне», – подумал он. Провел сухим языком по губам. – «Адская жара». Какая-то неуловимая мысль приходила и уходила. «Я один, – вспомнил он, – ничего не выйдет, я один». Дома, обжигаемые солнцем, стояли немые, как пирамиды, смотрели темными окнами, покрытыми пылью, внутри жила пустота и молчание. «Не хватает еще сов», – подумал Хенрик, топча порыжевшую хрустящую траву. Из-под ног с радостным хлопаньем взлетели голуби и закружили над памятником Великому Фрицу. Оттуда донесся какой-то новый шум, упорный и монотонный, жемчужный, как дождь, как вода из лейки, льющаяся на цветы, он вызывал в памяти горный поток, разбивающийся о подводные камни, соленый запах моря, кафель в ванной гостиницы «Tiwoli» и босые ноги Анны, а может быть, только напиток, пенящийся в тонком прозрачном стекле, с кусочком плавающего льда сверху. Голуби все еще летали, описывая круги над каменным фонтаном, который ночью был покрыт пылью и сухими листьями, а теперь из него била высокая струя, рассеивая влагу и прохладу. Он умыл в фонтане лицо и смочил губы. «Попробую поговорить с Мелецким».Женщины, раздевшись до белья, загорали на каменной террасе отеля. Среди них он увидел Анну, она лежала на широких каменных перилах в бюстгальтере и в юбке, подвернутой выше колен. «Ушат помоев», – вспомнил Хенрик, глядя на обнаженное тело, которое она так педантично подставляла солнечным лучам. Поправила лист на носу.– Здравствуйте, – буркнул Хенрик. Анна открыла глаза.– Здравствуйте, – ответила она с улыбкой. Все пробормотали приветствия. Янки среди них не было. «Отсыпается», – решил он.– Вы едете с нами? – спросила Анна.Она села и сняла с носа лист. Теперь стало видно, что под головой у нее лежала полосатая куртка. «Дорожная форма», – догадался Хенрик.– Не знаю, – ответил он и, перепрыгнув через несколько ступеней, вошел в отель.Погруженный во мрак холл все еще был пропитан тяжелым запахом стеарина. Возле пальмы стояли чемоданы. Десять чемоданов, по два на каждую. Интересно, которые из них ее и чем она их набила!– Алло! – услышал он голос Янки.Янка подошла и поцеловала его в щеку. «Она уже считает меня своей собственностью», – подумал он.– Алло, роднулик.Он обмер. «Роднулик! Это их словарь».– Ну как у тебя с бандитами? – спросила она.– Средне. Я должен найти Мелецкого.– Они нас, случайно, не оставят?– Об этом не беспокойся.– Все равно ты им не позволишь уехать, да?– Не знаю. Все девушки загорают, а ты?Со стороны ресторана шел Шаффер. Хенрик подтолкнул Янку к выходу. Эта по крайней мере не должна ждать два года.– Здравствуйте, пан профессор, – сказал парикмахер. – Пан бургомистр спрашивал о вас. Но я промолчал.– Где он?– Внизу на кухне. Закусывает перед дорогой. Минутку, пан профессор! – воскликнул Шаффер, видя, что Хенрик хочет идти. Он вытянул шею так, что почти коснулся своей головой головы Хенрика. – Я установил, что вы вынесли оружие.Хенрик не отвечал. «Шаффер сегодня не пил», – отметил он, чувствуя на щеке дыхание парикмахера. Шаффер продолжал:– Разумеется, я даже словом об этом не обмолвился. Правда, что бургомистр нас бросает?– Кажется, нет.– Это чертовски скорострельный пулемет, пан профессор.– Знаю, – сказал Хенрик.Он сказал это со злостью, но, уже спускаясь в подвал, понял, что не Шаффер объект его злости. «Ничего у меня не получится, – подумал он с горечью. – Смулка, Чесек, Рудловский, – перечислял он свои поражения. – Он чувствовал, что его обманули. – Мне не везет, какой-то я нескладный, ничего у меня не получается». Шеф – его последний шанс. Если он убедит шефа, все предыдущие поражения не в счет.Мелецкий намазывал вестфальский пряник паштетом.– Французские консервы, – сказал он, – попробуйте. «Я сегодня ничего не ел», – вспомнил Хенрик и повторил это вслух. Шеф подал ему намазанный пряник.– Ну как? – спросил он.– Объедение, – ответил Хенрик.– Запивать можно вот этой водой, местная.Мелецкий открыл бутылку минеральной воды и пододвинул Хенрику стакан.– А вы все бродите без работы, паи учитель? – спросил он Хенрика. – Надо приняться за погрузку какой-нибудь машины.– Машина Смулки уже нагружена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35