И, когда в поезд стал садиться, говорит мне: «Наверное, я никогда уже больше не увижу эти места…» Однако через три дня Шани вернулся, сказав домочадцам, что очень соскучился и раньше срока уехал с курсов.
А не считаете ли вы вероятным, что и сейчас он «исчез», просто переехав к кому-нибудь?
– Это исключено. Семью он, может быть, еще и бросил бы, но свою работу и свои коммерческие дела – никогда.
– Ну а помимо того, что вы рассказали, что бы вы еще могли сообщить о нем… как о человеке?
Бела Надь встал с табуретки, подошел к полке и, сняв с нее лафитный стаканчик, зачерпнул палинки и пригубил. Тотчас же физиономия у него покраснела, даже приобрела какой-то лиловатый оттенок. Он довольно крякнул.
– По крайней мере, пятьдесят пять градусов… Словом, его отличали две, пожалуй, наиболее характерные для него черты: добросердечность и страсть к фантазированию, в чем иногда он доходил до крайностей. Он никогда не жалел ни ценностей, ни денег, все готов был отдать друзьям, если те в чем-то нуждались.
– Но, может быть, это было показное?
– Отчасти возможно. Но по большому счету – нет. Он часто говорил, что людей можно поделить по принципу: завистливы они или добросердечны. Он всегда был широким человеком.
– А что касается страсти к фантазиям?
– Еще будучи маленьким мальчиком, он рассказывал истории прямо как сказочник Андерсен. Одно время я верил всему, что он говорил. А спустя несколько лет подумал, что по некоторым признакам игры я уже могу судить, где у него правда, а где выдумка. А вот совсем недавно я пришел к выводу, что заблуждался: этот человек непредсказуемый, его нельзя «вычислить» – ведь он и самого себя обманывает. У меня достаточно хорошая память, и я помню, как однажды лет пять тому назад он рассказал историю, героем которой был один из его друзей, а в этом году он сам уже стал ее героем. Я никак не среагировал на это. На протяжении нескольких лет я выслушивал его истории, по меньшей мере, в десятках вариантов. Какой-нибудь забавный случай излагался им всякий раз по-разному в зависимости от состава компании и от настроения; свои рассказы он перекраивал и перекрашивал, но всегда очень удачно. По сути дела, ему бы нужно быть писателем. Раньше между нами было этакое детское соревнование: каждый из нас хотел казаться старше, солиднее другого. И тогда, во время прогулок в горы или игры в пинг-понг, мы часто ссорились и старались больно ужалить друг друга, хорошо зная слабые места каждого. Но позднее мы пришли к мысли, что в жизни нам и так порядком достается – па работе, в семье, в армии, бюрократических учреждениях, чтобы еще отравлять нашу дружбу. А вообще-то дружба, завязавшаяся с детских лет, разрушается отнюдь не из-за женитьбы, как многие думают, а из-за того, что один не замечает, что другому становится все тяжелее поддерживать былые отношения, былое настроение. Какое-то время и мы вылавливали промахи друг друга, а потом как-то одновременно пришли к тому, что так дальше не пойдет. Надо уступать друг другу, проявлять терпение. И мы оба объявили табу на некоторые темы; более того: хвалили один другого, даже если про себя думали: «Ну и дурак!» Мы сумели вернуть взаимоотношения детских лет, и это благотворно сказалось на нашей дружбе…
Тоот поскреб подбородок. И тут же поймал себя на мысли, что не без удовольствия подумал о находящейся в ведре палинке.
– По вашему мнению, куда мог исчезнуть Варга? Бела Надь снова пригубил палинки.
– Неужели придется переваривать? Что-то першит от нее в горле… Куда исчез? Понятия не имею.
– А почему, из-за чего?
– Даже представить себе не могу.
– Но вы же хорошо его знали. Верно?
– Верно. Но о некоторых вещах, связанных с ним, я и не слышал и слышать не хотел. Что же касается его «женских дел», то я, разумеется, был в полном курсе – каждую субботу он излагал мне свои истории, в значительной степени, по-моему, выдуманные. Но, стоило ему начать рассказывать мне о своих коммерческих делах, я тотчас же затыкал уши.
– Почему?
– А вы не догадываетесь?
– Совершенно не догадываюсь.
– А потому, что вопреки поверьям и поговорке знание – не всегда сила.
– Но вы хоть знаете, кто были его знакомые, друзья? Бела Надь махнул рукой.
– А что это вам даст? У вас ведь есть протокол, который полтора месяца назад составили ваши коллеги. Думаю, что они беседовали не только со мной?
– Правильно. Но я хотел бы переговорить с теми, с кем они не беседовали. С теми, кто, но вашему мнению, хорошо знал Шандора Варгу и мог бы рассказать мне о нем что-то новое.
– Кое-кого я знаю. Но если бы вы захотели найти всех, то вам для этого пришлось бы мобилизовать всю полицию. Шани – такой человек, у которого еженедельно появлялась дюжина новых друзей и знакомых.
Тоот передернул плечами. Через полуоткрытую дверь внутреннего погреба он увидел несколько бочек, даже еще не закупоренных, а лишь прикрытых виноградными листьями.
– Полагаю, Варга помогал вам в реализации вина. Надь ответил на это недобрым смешком.
– А что прикажете делать? Государство скупает вино по четырнадцать форинтов за литр, его разбавляют водой, отчего мое вино становится только хуже, потом продают по пятьдесят пять. Аж зло берет. Лучше уж продавать сам виноград. Шани же – председатель местного виноградарского и винодельческого товарищества, а это означает, что мне платят за литр на несколько форинтов больше, оценивая вино по первому классу. Вообще-то оно того и стоит, только без знакомства ничего не докажешь. Шани помогал мне, я помогаю ему. Скажу вам прямо, что с устройством его детей-школьников не будет никаких проблем, пока я работаю в министерстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51