– Выкладывай, – сказал Де Грип. – Тебе же только на руку играть в открытую.
Де Грип любил образные выражения.
– Еще раз повторяю, что могу дать промашку, – сказал Волфскоп. – После того как он сорвал такой большой куш, я не поленился переворошить кучу старых газет в кухонном шкафу и наткнулся на кое-что любопытное. Вечером тридцать первого июля пропал ребенок.
И опять наступила тишина. Бесследное исчезновение взрослого человека – дело очень и очень деликатное. Исчезновение ребенка – ужасное.
– Значит, по-твоему, Крис Бергман в той или иной степени был связан с пропажей девочки? – помолчав, спросил Де Грип.
– К самой пропаже он, думаю, отношения не имел. Какая ему от этого выгода? Но он мог видеть, что произошло. Мне кажется, дело обстояло так: в тот вечер он не сразу сообразил, что оказался свидетелем необычного происшествия – похищения или вроде того. Иначе он бы тотчас бросился ко мне и рассказал обо всем, что видел. Мало того, думаю, он бы тут же побежал в полицию. Промолчать, когда дело касается ребенка, – значит шутить с огнем, а Крис не из тех, кто пойдет на это.
– Так что же ты предполагаешь?
– А то, что, когда он на другой день прочитал в газете об исчезновении девочки, он вдруг словно прозрел.
– И не сообщил нам об этом. А ты говоришь, Крис не из тех, кто станет наживаться на несчастье ребенка.
Волфскоп задумчиво затянулся сигаретой.
– Может, он хотел сперва поговорить с этим типом. А тот велел ему держать язык за зубами. Это даже не шантаж. – Он притушил окурок. Посмотрел на Де Грипа. – Если все произошло так, как мне кажется, то два обстоятельства бесспорны.
– Какие же?
– Первое: он этого субъекта знал.
– А второе?
– Второе, – Волфскоп покачал головой, – девочка была мертва, и дело это весьма гнусное.
10
Час спустя Эрик Ягер ехал на виллу Алекса Хохфлигера. Вернее, на виллу старой мефрау Плате, вспомнил он, когда остановился возле светофора, дожидаясь, пока опустят мост. Мимо него прошло пять грузовых судов, и от излучины Старого Рейна приближались еще две яхты.
Автомобилисты напряженно ждали, пропустит ли мостовой сторож и эти суда или сведет мост.
Как тогда сказал старый садовник? «Менеер из состоятельной семьи, но отец его, кажется, промотал много денег».
Ну а этот Алекс обеспечил себя выгодной женитьбой. Шикарные дамы, видно, так и липнут к нему. Действительно, в нем что-то есть. Известная напористость, прекрасные манеры позволяют ему отлично вписываться в окружение, которое на порядок-другой выше обычной бюргерской среды, где доходы куда меньше нескольких сот тысяч в год.
Эрик Ягер нехотя признался себе, что посещение виллы не доставляет ему удовольствия. Общество, в котором Алекс Хохфлигер чувствовал себя как рыба в воде, было ему не по душе.
Мост медленно опустился, и, как только шлагбаумы со скрипом поднялись кверху, лавина машин, мотоциклов, велосипедов и пешеходов, торопясь наверстать упущенное время, буквально залила пролет.
За ротондой на Эуропасингел было сравнительно спокойно. Большинство машин сворачивало влево, к Лейдену, или вправо, в сторону Амстердама.
Двойной ряд платанов с их причудливыми, покрытыми белой чешуйкой стволами окаймлял дорогу. Еще не пришло время для теплых осенних красок, однако листва деревьев уже немного пожухла – так начинает вянуть утратившее свежесть юности лицо.
После некоторых колебаний Эрик Ягер решил предупредить по телефону мефрау Плате о своем приезде, не столько для того, чтобы дать ей возможность подумать, зачем он хочет ее видеть, сколько для того, чтобы легче было выведать у нее правду. Явись он неожиданно, она бы проявила большую сдержанность, так как не успела бы спокойно определить свою точку зрения.
Свернув к вилле, он, к своему удивлению, увидел ее среди кустов роз слева от газона. Элегантная дама с безупречной прической. Она опиралась на палку, чего он тогда, в первый вечер, не заметил.
Она явно поджидала его и, только он захлопнул дверцу машины, пошла ему навстречу.
– В такое чудесное утро грех сидеть дома, если только в этом нет особой необходимости, – сказала она, протягивая ему руку. – Вон на той скамейке нам никто не помешает.
Она пошла вперед по дорожке, густо обсаженной кустарником. Дойдя до конца, они вдруг оказались у Заячьего пруда, с этого места открывался великолепный вид на водоем и окружающие его громадные деревья. Они сели на скамью из грубых сосновых досок и несколько минут молчали, наслаждаясь природой.
– Мне всегда было трудно подолгу ходить, а с годами, конечно, стало еще труднее, – нарушила молчание мефрау Плате. Ягер заметил, что она украдкой покосилась на него. – Но я всегда была благодарна судьбе, ведь я в состоянии очень многое делать и, таким образом, извлечь из жизни больше, чем те, кто принимает свое здоровье как должное и ни на секунду не задумывается, что все может и измениться. – Она улыбнулась. – И я пока еще в состоянии прогуляться по окрестностям, а это что-нибудь да значит. Чудесный вид, не правда ли?
Она что, пытается направить разговор в какое-то определенное русло?
Эрик Ягер заговорил, тщательно выбирая слова. Мефрау Плате была не из тех людей, у которых можно перехватить инициативу или застать врасплох.
– Разве этот прекрасный вид не омрачен для вас тем, что здесь произошло?
– Вы имеете в виду нашего садовника?
Он проследил за ее взглядом, устремленным на двух лебедей. Они скользили по воде, грациозно изогнув шеи и неподвижно держа свои сильные головы.
– Вы и там тоже гуляете? – Он неопределенно показал рукой на лесную опушку.
Она подняла голову, и их взгляды встретились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46