И впрямь красиво наше кладбище, а? А скажите-ка, не вы ли портрет малышки сорвали?
– Малышки?
– Ну да. На прошлой неделе… Я каждую неделю являюсь сюда прибирать могилку мужа и сыночка. Скажу вам, что кладбище это знаю вдоль и поперек, как говорится. Так вот, верьте – не верьте, а всякий раз, проходя мимо покойных Данселей, я любовалась малышкой – красива ангельски, царство ей небесное.
– Ангельски красива?
– Да уж! Если верить фотокарточке, что была здесь вделана в мраморной раскрытой книге. С одного боку надпись – «моей любимой внучке», а с другого – ее портрет эмалевый. До того мила, до того живая, что, сдавалось мне, будто хочет со мной заговорить. Короче, привыкла я видеть ее в каждый свой приход.
– И теперь, вы говорите, эта книга исчезла?
– А разве не вы ее сняли?
– Да нет же!
– Погодите, я в толк не возьму. Выходит, кто-то повадился могилы разорять! Проклятье падет на наши головы и небеса разверзнутся, вот что я скажу! Покуситься… на кладбище… Видно, мальчишки приходят и балуют среди могил! Ничего не чтит нынешняя молодежь, креста на ней нет! Но, скажите на милость, кому же по силам такое дело – поди, тяжел кусок мрамора? И заметьте, сколько хожу сюда, никогда не видела, чтобы кто-то ухаживал за могилой. Никогда.
– А цветы? Откуда?
– Это цветочник. Ему поручено освежать цветы каждую неделю, так люди говорят. И плачено ему за это изрядно. Ладно, господа, заболталась я с вами, солнце уж припекать стало вовсю.
– Вам помочь с тележкой? – спросил Венсан.
– Нет, не надобно, вы слишком любезны, моя могилка неподалеку.
Но он все же взял у нее тележку под горячие слова благодарности.
Тем временем Жардэ в последний раз осмотрел могилу. Взгляд его остановился на правом углу, но он не стал делиться своими догадками с Венсаном, вернувшимся со словами:
– Вы идете спрашивать у сторожа про цветочника, который ухаживает за могилой Данселей?
– Нет еще. Сначала я хочу узнать, что нарыли два моих инспектора – не был ли кто-либо из владельцев здешних усадеб женат на барышне из рода Данселей. В этом случае члены ее семьи могли быть похоронены здесь. И племянница тоже. Единственная очевидная вещь – это то, что склеп слишком новенький, чтобы пять Данселей были здесь похоронены непосредственно. Должно быть, их эксгумировали в другом месте и перевезли сюда.
– Это верно, посмотрите, каменщик поставил внизу дату окончания работ.
На узкой бронзовой табличке значилось: Франсуа Шамбон – 1966.
Только вот что, – сказал Венсан, – мы ведь не знаем, почему в кармане у Бертрана оказался этот клочок бумаги с указанием расположения могилы. Эх, если бы он мне это рассказал!
– И почему эмаль с фотографией девушки была сорвана с могилы? Как если бы она могла выдать кого-то?
Неожиданно Жардэ хлопнул себя по лбу:
– Я сейчас!
И устремился к аллее, где скрылась старушка с тележкой. Он нашел ее в нескольких метрах поодаль, деятельно половшую редкую траву на площадке, посыпанной гравием.
– Мадам, – сказал он, стараясь удержать голос и неотразимую улыбку из серии Жардэ в ударе, – вы могли бы опознать фотографию девушки, о которой сейчас говорили?
– А то как же! Я же сказала, сколько лет ею любовалась!
– Тогда дайте мне ваш адрес.
Фамилию он уже запомнил по надписи на могильном камне, но старушка без колебаний сообщила:
– Меня зовут Марта Манье. Проживаю в Кро, улица Адриен, 8. Не ошибетесь, первая улица после площади у церкви. Второй этаж.
– Благодарю, мадам. Если позволите, наведаюсь к вам на днях. Когда предпочтительнее – утром или вечером?
– Часов около пяти пополудни было бы хорошо. Потому как сразу после обеда я частенько отдыхаю. А после пяти, случается, иду за покупками или навестить больную подружку.
За все время обратного пути комиссар не проронил ни слова. Как нередко бывало в ходе расследования, ему казалось, что все составные ответов на вопросы присутствуют, но сами ответы ведут в тупик. Главный вопрос застрял где-то внутри этого клубка, который он силился размотать уже несколько дней: убиты два человека одним и тем же способом, может быть, одним и тем же лицом и по тем же причинам, эти люди не были знакомы, и потом эта странная девушка, играющая в привидения, то появится, то исчезнет. Но где же главный вопрос? И в чем причины всей этой неразберихи? Несвязанные друг с другом события влекут за собой каскад несчастий, словно рушится карточный домик.
– Всего один звонок в ваше отсутствие, – доложил Бакконье. – Кто-то срочно хочет поговорить с вами по поводу смерти Жюльена Комбрэ.
– Фамилия? Номер телефона?
– Женщина – а это была женщина – не захотела оставить ни то, ни другое. Сказала, что перезвонит.
Если у Жардэ и оставались небольшие сомнения, то г-жа Марта Манье доказательно подтвердила, что смерть Бертрана Абади и смерть Жюльена Комбрэ взаимосвязаны. Разложив перед собой фотографии двух девочек, найденные в книжке Рембо, она не колебалась ни минуты:
– Конечно же, это она! Однако снимок на эмали, видно, был сделан гораздо позже. Здесь она совсем еще девочка. А вот вторая карточка мне ничего не говорит.
– Это неважно. – сказал Жардэ. – Первая нас интересует больше всего.
Он вдвойне оценил любезность разговорчивой старушки, не выказавшей ни недоверия, ни любопытства и, казалось, ничуть не смутившейся его присутствием и вопросами. Похоже, ей было все равно, кто он. Просто собеседник. А при ее одиночестве хочется с кем-то поговорить, и все тут. Чтобы окончательно заручиться его доверием, она вспомнила о своем девичестве, о совместной жизни с мужем – виноделом из Кро, где тот производил славное доброе винцо, о своем сыне, двадцати лет от роду разбившемся на мотоцикле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46