– До осени мало, Мить.– До осени.– Ладно, хоть так. И не ходи больше на эту чертову стройку. Зачем ты все туда лезешь?– По делу.– Завязывай ты с этими делами, Мить. Не ровен час, еще на кого-нибудь набросишься, тогда уж тебя менты точно в камеру упекут.– Это ты на меня набросился, а не я на тебя, – стоял на своем Гуцуев. – Ты чего, правда не помнишь?– Нет, – пожал плечами Кузя. – А ты точно не врешь?– Не вру.– Ничего не помню.– Может, ты и есть маньяк? – усмехнулся Митька. – Убиваешь и не помнишь.– Да ну тебя!Кузя вышел из изолятора и растерялся, забыв даже, куда надо идти. Он тупо смотрел на термометр, который так и не поставил Митьке.Не могу я быть убийцей, думал он. Или могу? Я же не помню, как напал на Гуцуева. Или я не нападал? Голова гудела, как пустой котел. Да нет же! Не мог он убить проректора в университете. Раз у Митьки алиби, то у него – тем более. Он же сидел в это время связанный у теплотрассы на стройке. Тьфу, бред какой! Глава 29 – Да не хочу я об этом писать! И не имеет это отношения ни к моему отделу, ни к нашему журналу вообще.– Маша, ты повторяешься, – погрозил пальцем Коробченко.– Валерий Александрович, – взмолилась Рокотова, – мы пишем о политике, экономике, о науке, на худой конец…– Слушай, до чего ты докатилась? Разве можно про науку говорить: «на худой конец»? Ладно, шучу. Маш, ну кому еще писать об убийстве проректора, как не тебе? Это же твой сын обнаружил труп.– Не мой сын, а его подруга.– Да какая разница! Он там был. И ты там была, и не только после обнаружения трупа, но и с утра, когда трагедия, так сказать, только назревала. Точно? Была или нет?– Была, – сдалась Маша.– Иди пиши.Она поднялась.– И вверни что-нибудь эксклюзивное, прямо от милиции.Рокотова снова села за стол напротив главного редактора.– Избавьте меня от этого. Очень вас прошу, избавьте.– Да какая муха тебя укусила? – рассердился Коробченко. – Можешь ты мне внятно объяснить?– Могу, – вздохнула Маша. – Понимаете, я согласилась помочь ректору университета перспективных технологий выиграть выборы. И совершенно не в моих интересах выдавать сейчас материалы, которые могут ему на выборах помешать. Давыдов, которого вчера зарезали, был его единственным настоящим и верным соратником. Не без выгоды для себя, но хоть как-то. Теперь Садовский остается вообще без прикрытия, у него надежда только на меня. И вдруг я делаю материал об этом убийстве… Что я там напишу, а?– Правду.– Так ведь, если я напишу правду, напишу, что бардак в университете, что там опасно находиться студентам и преподавателям, что Садовский ничего знать не хочет и решить не может, думаете, это поможет ему на выборах?– Нет, – покачал головой главред. – Это утопит его окончательно.– Вот именно!– Вот именно. И это будет правильно и честно.Он помолчал. Почесал карандашом кончик носа.– Обещала она… Тогда напиши об этом убийстве так, чтобы оно обернулось на пользу твоему Садовскому. Намекни, что дело тут нечисто, и замешаны его оппоненты.– Вряд ли это получится, – задумалась Рокотова, – но попробовать можно. Ладно, Валерий Александрович, я что-нибудь сделаю.В тот день Маша Рокотова впервые воспользовалась своим служебным положением начальника отдела и, за час написав статью о вчерашнем убийстве, уговорила журналистку Дину Боеву поставить подпись под материалом.– Маш, ты что? – удивилась Дина. – Классный материал, с перчиком. Неужели не жалко? Зачем тебе это надо, не пойму?– Долго объяснять. Вот здесь фото, а это телефон оперативника Савченко Николая, – Рокотова протянула Боевой флэшку и листок бумаги. – Съезди, пожалуйста, согласуй материал с милицией и отправляй в печать.Дина напоследок еще раз пожала плечами и пошла звонить в райотдел.Маша поехала к Ильдару.– Ничего не могу сделать, – развел руками Каримов, выслушав Рокотову.Она просто не поверила своим ушам.– Как это – не могу? Что именно ты не можешь?– Ничего не могу. Я не стану поддерживать Садовского и создавать ему стартовую площадку на выборах.– Но я ведь не прошу тебя на самом деле его поддерживать. И денег не прошу. И недострой этот чертов брать. Ты только побываешь в университете, встретишься с ректором, скажешь о своих намерениях.– Нет, Маша. Я не поеду и встречаться с ним не буду.– Но почему?!– Потому что я дал слово, что поддерживать Садовского не стану.– Когда? Кому?!– Вчера. Шарипу Зарееву. Если бы ты попросила меня раньше, я, может быть, и согласился бы. Но я же не знал, что ты опять влезла в историю.– Да ты!.. – задохнулась она от возмущения. – Да ты выбирай выражения! Ни во что я не влезла.– Нет? А мне кажется, влезла. Там уже сколько трупов? Три?– Два. Ильдар, трупы не там, не все там. Это не имеет никакого отношения к выборам.– Уверена?– Конечно, уверена, – кивнула Маша и тут же поняла: нет, не уверена. – А откуда ты знаешь, что уже три нападения? Тебе твой Зареев успел сообщить?– Мне вчера Тимур звонил, – пояснил Каримов. – Милая, тебе больше заняться нечем? В этом университете мужики и без тебя разберутся. Мне не нравится, что ты там, где интриги и убийства.– Говорю тебе, убийства не имеют никакого отношения к выборам, – настаивала Маша, но в глазах Ильдара она явно читала: вопрос закрыт, он уже выбрал сторону и не перейдет на другую, пусть даже на этой другой стороне – когда-то дорогая ему женщина. – Ну что ж, тогда я обращусь к Сычеву.– Обратись, – позволил он, задумчиво поглаживая необычную золотую безделушку, расположившуюся на его рабочем столе: удивительную стрекозу с переливающимися фасетчатыми глазами и тонкими мерцающими крылышками.Маша за все время разговора не могла отвести глаз от этой красоты.– А Сычев, случайно, еще не в деле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95