Его тогда еле спасли, потому что у него очень редкая группа, и отрицательный резус. Кстати, Илья это тоже хорошо знал.
Я недоуменно подняла на него глаза.
Он пожал плечами:
– Да, Виктор не мог быть отцом твоего ребенка. Не знаю, как тебе эта новость…
Я с тревогой сжала руки:
– А тебе?!
– А мне – нравится.
Павел подошел ко мне, притянул к себе и вздохнул:
– Знаешь, может, надо было как-то по-другому это сказать, с точки зрения психологии…
Я перебила его:
– Вот психологии мне больше не надо! Кажется, я до конца жизни ее наелась.
В доме было тихо.
Вчера все разошлись по спальням поздно ночью, и, наверное, крепко спали.
Я уселась в постели, нашарила на прикроватной тумбочке заколку и подняла волосы повыше.
Павла в спальне не было, и я мстительно подумала про себя: «Так тебе и надо! Не думала же ты, что он всю жизнь не сможет дышать в твоем присутствии.»
Вчера ночью он пришел в мою спальню, лег на подушку рядом, закинул руки за голову и лежал молча. Я боялась пошевелиться, сама не знаю почему. День у меня вчера был долгим, и, в конце концов, я уснула.
Я не слышала, как он поднялся и ушел.
Выйдя из душа, я постояла раздетая около зеркала, повертелась и внимательно всмотрелась в линии своего тела, выискивая перемены. Живота совсем не было заметно, и я огорчилась. Зато грудь выглядела просто неприлично! Интересно, это нормально или нет?
Я натянула хлопковый свитер прямо на голое тело, нашла вчерашние джинсы.
Вышла на крыльцо, сощурилась от солнечного света. Постояла, вдыхая полной грудью свежий воздух. Пахло мокрой землей.
Я вернулась, нашла в шкафу знакомую куртку и пошла к пристани.
На этот раз я не удивилась, увидев Павла. Он сидел на деревянных мостках и курил.
Я присела рядом.
Мы молчали, и было странно хорошо сидеть вот так рядом с ним и молчать.
Я повернула голову и заметила на его виске тоненькую жилку.
Тихо позвала:
– Павел!
Он повернулся ко мне, в глазах плескалось что-то темное, и я смотрела в них, как в омут. Смотрела до тех пор, пока он не прикоснулся к моему лицу рукой, потом тронул пальцами губы и наклонился надо мной.
Мы неистово целовались, и я порадовалась, что надела свитер на голое тело. Под теплой курткой я разогрелась и всей кожей ощущала прикосновение рук и губ Павла.
Уж и не знаю, каким усилием воли ему удалось прекратить это сумасшествие и оторваться от меня. Он запахнул мою куртку, чуть отодвинулся и вздохнул, восстанавливая дыхание. Я только таращилась на него.
Потом попросила чуть охрипшим голосом:
– Пойдем домой?
Он молча кивнул, легко поднялся и помог мне забраться на деревянные доски причала.
Мы шли по дорожке к дому, и я не заметила, что так и не выпустила его руку. Уже на крыльце с недоумением посмотрела на нее, подняла к лицу и поцеловала в раскрытую ладонь.
Слава богу, на этот раз Павел не стал изображать из себя благородного героя, почем зря рискующего своей и чужой жизнью ради прекрасной дамы. Он стянул мою куртку, и, прижав к стене холла, так долго целовал, что я взмолилась:
– Павел, давай уже куда-нибудь дойдем!
Я уснула, умотанная бессонной ночью, едва он выпустил меня из рук.
Услышав знакомый смешок, я приоткрыла один глаз: Павел сидел в кресле с мокрой после душа головой и насмешливо наблюдал за мной.
Увидев, что я проснулась, он перебрался ко мне и так себя вел, что подняться сразу не получилось.
Выйдя из душа, я сердито сказала:
– Слушай, давай уже спускаться вниз. Представляю, что все о нас подумают!
Павел неожиданно легко согласился, и я выпроводила его вниз.
Сама подсела к компьютеру, подключилась к сети и через полминуты читала новое письмо Леры.
«Дорогая, очень волнуюсь. Прости, но я, кажется, поняла, что ты рассказала мне свою собственную историю. И как я сразу не догадалась! Будь осторожна! Почему-то мне представляется, что вероятным продолжением событий будет прежде всего то, что этот твой приятель, влюбленный в тебя, догадается, кто был организатором и главным действующим лицом всех событий. Думаю, что он – человек очень сильный, волевой и решительный. Боюсь, что он может столкнуть лбами наших отрицательных персонажей. Например, убьет одного из тех, кто следил за тобой, и представит второму доказательства, что это сделал сам банкир. Не хотелось бы, чтобы ты присутствовала при этих разборках! Знаешь, эти мужские игры хороши только в книгах и на экранах, а в жизни они связаны с болью, кровью и грязью. Впрочем, ты, как хозяйка истории, можешь переписать финал так, как захочешь. Хотя, я думаю, смерть банкира избавила бы всех от многих неприятностей, в этом я совершенно согласна с твоим приятелем. Лера. Еще раз напоминаю: будь осторожна!»
Я дочитала письмо.
Дверь спальни открылась, и заглянул Павел.
– Ты чего не спускаешься? Все тебя уже ждут!
Все-таки, наверное, было что-то в моем лице, потому что он спросил, кивнув на экран:
– Что, новые версии?
Я аккуратно удалила письмо в корзину, очистила ее и повернулась к Павлу:
– Никаких новых версий, договорились?
Он внимательно посмотрел на меня и тихо сказал:
– Договорились.
Этот роман я посвящаю себе.
Кажется, я теперь верю, что мои романы можно читать!


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66