Я думал, что так будет теперь всегда, я даже не мог с ней находиться в одной спальне, понимаешь?! А она пришла ко мне на озеро, в дурацкой куртке и унтах, молчала и неумело затягивалась сигаретой. Это как?! И я понял, что я – дурак, что произошедшее между нами ночью ничего для нее не решает, что она, может, уже жалеет обо всем…
Она подняла голову:
– Ты, наверное, ждешь от меня слов сочувствия? Не буду я тебя жалеть. Ты, Павел, даже не знаешь, какой ты счастливый! И поверь мне, все у вас будет хорошо.
И было в ее словах столько убежденности, что я поверил ей. Вот и не хотел, а поверил!
В комнате затрезвонил телефон, Нина принесла мне трубку.
Хмурым голосом Петер спросил:
– Ну, вы готовы?
Я удивился:
– Ты чего не поднялся?
После секундной паузы Петер уже повеселевшим голосом спросил:
– А я не помешаю?
Я искоса глянул на Нину: вон у нас, оказывается, как обстоят дела, и сердито спросил:
– С каких это пор ты у нас такой деликатный стал?
Он посопел в трубку, потом засмеялся:
– Иду.
Марта-большая, сестра Петера, и Марта-маленькая, его племянница, готовились к нашему приему по большому счету. Марта не стала усаживать нас в общем зале, а устроила в каминной.
Она с удовольствием расцеловала меня при встрече, и я передал им подарки, заблаговременно приобретенные в Москве.
Обед, как это обычно бывает у Марты, был роскошным: вареная говядина по-старовенски, деликатес из сердца и легких, рубец, пирожки с разными начинками, чесночные гренки.
Я заметил, что Петер поглядывает на раскрасневшуюся Нину, и его взгляды не остались незамеченными Мартой.
Зато сама Нина весело переговаривается с Мартой-младшей, и я заметил в ней что-то новое и неожиданно мягкое.
Племяннице Петера восемь лет, он и мать ее обожают. С рождения девочка страдает астмой. Практически все время она проводит в санаториях и больницах, но терпеливо и мужественно все сносит. Я знаю, что Петер помогает сестре, потому что лечение обходится очень дорого.
Нина достала из сумки фотографии своего сына, и рассказывает о его проделках. Марта смеется, и я с удовольствием вслушиваюсь в серебряные колокольчики ее смеха.
Вскоре в зале зазвучала веселая музыка. Исполнители были в красочных национальных костюмах, и я сделал несколько снимков на память.
Потом мы вернулись к камину, нам на десерт принесли штрудель. Марта с гордостью объявила, что делали его они с дочерью, и мы захлопали.
Уже поздно ночью мы распрощались с гостеприимными хозяйками, и Петер проводил нас в отель.
Если учесть, что национальный напиток здесь имеет крепость чуть ли не 80 градусов, такая прогулка пришлась мне весьма кстати.
Мы поднялись в номер.
Нина прошла к себе, но дверь не закрыла.
Я почувствовал, что сегодняшнее веселье завтра отзовется головной болью, и с тоской подумал: хорошо бы вообще не ложиться спать.
Я громко спросил Нину:
– Это для сына ты делаешь фотографии? Сколько ему лет? Ты почему-то не рассказывала о нем раньше.
Нина появилась в дверях:
– Да так, раньше просто к слову не пришлось.
– Я рад, что ты развеселила малышку. Поверь, у нее очень тяжелая жизнь. Девочка очень любит дом, и мать с дядей. Но дома бывает, в лучшем случае, пару месяцев в году.
На ее вопросительный взгляд я ответил:
– Астма. Она живет на ингаляторах.
Она кивнула:
– Я обратила внимание, что Марта тяжело дышит.
– Болезнь сделала ее дисциплинированной, каждый час ее жизни расписан. Только так она вообще может жить. Петер очень любит ее.
Нина улыбнулась:
– Я заметила.
– Он помогает Марте, и материально тоже.
Нина вздохнула:
– Мне тоже помогают мама и сестра с мужем. Я стараюсь никому об этом не рассказывать, но два года назад Антон, мой здоровый и веселый мальчик, заболел, ему становилось все хуже, и врачи вынесли ему приговор: тромбоцитопеническая пурпурра. Я приехала домой, прочитала об этой болезни в медицинской энциклопедии, и у меня заложило уши. Знаешь, как в самолете?
Почему-то название болезни в моей голове ассоциировалось с какими-то французскими королями, но переспрашивать у Нины я не решился. Было что-то в ее голосе, отчего я не стал этого делать.
Она пояснила сама:
– Его организм не вырабатывает тромбоциты. Началась анемия, мы стали постоянными пациентами клиники и Тошкино лечение стоит безумных денег. Кроме того, нужна пересадка костного мозга, лучше всего было бы взять клетки у брата или сестры, но увы… А донора удалось найти только в иностранном банке. Ирина в курсе моих проблем, она помогает мне с клиентами, и подруги подбрасывают переводы.
Нина вздохнула:
– Твоя ссора с подругой мне очень помогла, теперь нам хватит денег, чтобы поддержать его организм и дождаться операции.
Несмотря на количество выпитого, я долго не мог уснуть.
Проснулся поздно, Нины в номере не оказалось, и я решил, что она пошла в бассейн.
К завтраку я спустился один, страшно трещала голова после вчерашнего.
По понятной причине есть не хотелось совершенно, и я с отвращением смотрел, как мои соседи, компания жизнерадостных молодых немцев, поглощают подносы еды.
Я уже допивал свой кофе, когда в комнату вошла Нина с розовыми от ходьбы щеками. Наверное, просто выходила прогуляться, с завистью подумал я.
Она подошла, расстегнула куртку, уселась и вытянула пушистый шарф. Сразу вокруг распространился холодновато-терпкий запах ее духов. То ли от выпитого кофе, то ли от этого запаха, но в голове моей слегка прояснилось, и я поднял на нее глаза.
Она спросила:
– Как полное имя твоей Гели – Ангелина? – Мне удалось поставить кружку на стол, не расплескав ее. – Наверное, она в самом деле очень хороший человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66