— спросил его пан Дудковский, сам не понимая, почему ему вздумалось наградить незнакомца этим званием.
— Немного с друзьями, немного с дамами . Дамы — те особенно много отнимают времени. Тьфу! — сплюнул пассажир и тотчас же уснул.
Почувствовав презрительную жалость к человеку, у которого дамы отнимают время, пан Дудковский опять задремал. Потом он вспомнил, что и в его жизни женщина сыграла большую роль. Он женился уже в зрелом возрасте на молодой и красивой девушке, никогда не питавшей к нему чрезмерной привязанности, а за последние пять лет проявлявшей в отношении его ледяное равнодушие. Казалось бы, пан Дудковский теперь, как и прежде, аккуратнейшим образом каждый месяц взимал с жильцов плату, из года в год повышая цены на квартиры, а в последнее время даже выстроил несколько магазинов, однако жена все меньше заботилась о нем. Кончилось тем, что она не только захватила в свои руки все доходы, но лишила мужа даже пустячной суммы на послеобеденную сигару и черный кофе, зато не жалела денег на театры, концерты и новые наряды для себя.
Пан Дудковский понимал, что положение его в доме стало унизительным, но эмансипироваться у него не было сил и, что еще хуже, смелости. Наконец вмешались в это его старые приятели, и один из них, выслушав исповедь порабощенного мужа, сказал, что столь противоестественное положение его в доме и все ухудшающиеся отношения с женой происходят от желудка.
— Полечись,— посоветовал приятель,— наберешься сил, и тогда все образуется.
Пан Дудковский мечтавший уже не о власти, а хотя бы о равных с супругой правах, созвал консилиум. Врачи тщательно осмотрели его, выстукали, покачали головами и в конце концов решили, что если что-нибудь может восстановить его поколебавшийся авторитет, так это только свежий воздух, молоко, особенно простокваша, и фрукты — словом, деревня и отдых. /
С этой минуты деревня, отдых и возвращение сил как призраки преследовали несчастного домовладельца. Они мешали ему спать, ходили за ним по всем этажам дома, сбивали его в преферансе. В конце концов они так отравили ему существование, что, прочитав весной объявление о продаже «усадьбы в прекрасной местности с садом и служебными пристройками, близ железнодорожной станции», он взял взаймы три тысячи рублей по восьми процентов и, не торгуясь, купил усадьбу.
Через несколько недель он послал туда кухарку Мал-гожату, а через двое суток после ее отъезда отправился и сам, не встретив со стороны жены ни малейшего возражения. Напротив, она даже упрекнула его в том, что он не начал лечиться еще пять лет тому назад, и, надо признаться, омрачила этим последние часы его пребывания в Варшаве.
Прислонясь к стенке купе и погрузившись в воспоминания, пан Дудковский не заметил, что поезд проехал уже две станции. Только голос кондуктора, известивший о приближении цели путешествия, разбудил его.
Тотчас же вскочил с дивана и его спутник.
— Подъезжаем к моей усадьбе,— вежливо объяснил ему пан Дудковский.— Интересно, ожидает ли меня Мал-гожата?..— продолжал он словно про себя, доставая из сетки дорожный мешок и чемодан.
— Прощайте, пан комиссар!
Они раскланялись, а пассажир, остающийся в вагоне, пробормотал:
— Очень жаль, что вы не играете в карты!
Потом он достал свою флягу и отнял ее ото рта, лишь когда пан Дудковский вышел из вагона.
— Счастливого пути! — крикнул новый землевладелец, приподнимая мягкую шапочку.
Пассажир печально кивнул головой и еще решительнее растянулся на диване.
На станции пан Дудковский почувствовал, как у него подгибаются ноги, что напомнило ему рассказы о мореплавателях, которые после нескольких месяцев плавания на кораблях, высадившись на сушу, качаются, как пьяные. Ему льстило, что он также утомлен путешествием, и не без удовольствия он подумал, что находится сейчас более чем в шести милях от Варшавы. Что-то теперь говорят о нем его приятели, коренные варшавяне, из которых ни один не решился бы на такую смелую поездку!
Между тем поезд отошел, станционные служащие разошлись, и на платформе остались только пан Дудковский и сторож, принявшийся лениво набивать табаком трубку.
Пан Дудковский обратился к нему:
— Нельзя ли тут, братец, нанять каких-нибудь лошадей? — спросил он.
Медленно набивая трубку, сторож смерил пана Дудковского взглядом с ног до головы и ответил:
— Есть тут на станции несколько человек, что возят приезжих.
Действительно, тотчас же, словно из-под земли, появились три извозчика; все трое ссорились между собой из-за седока. Один из них схватил без спросу сумку пана Дудковского, другой потянул его за плед и рукав полотняного кителя, а третий, отталкивая двух первых, горланил:
— Идите к черту! Это мой седок. Мне хозяйка приказала привести этого пана.
— Что у тебя за бричка? — возражал второй.— Тебе телят возить, а не господ!
— У него только одна лощадь, вельможный пан! — вопил третий, загораживая дорогу пану Дудковскому.
Но извозчик, присланный хозяйкой, оказался энергичнее других.
Он вырвал из рук растерявшегося пана Дудковского зонтик и трость, закинул за плечи его чемодан и дорожный мешок и, оттолкнув ругавшихся конкурентов, быстро побежал во двор.
Пан Дудковский машинально последовал за ним.
Бричка, на которой ему предстояло ехать, не внушила ему доверия. С боков у нее был обломан кузов, на сиденье лежал небольшой пучок соломы, а тащила ее высокая и очень тощая кляча со странно искривленными ногами. Но извозчик торопил его садиться, двое других . ругали уже и самого пана Дудковского, а потому он быстро сел в бричку, уповая на милосердие господне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42