В отличие от тебя, я не стал отличником - что естественно. Более
того, даже хорошистом я не стал.

В конце второй четверти моего второго класса, я стоял в подъезде,
размазывая по лицу слезы, боясь идти домой и демонстрировать родителям
мой табель. И тут в подъезд зашел ты. Таким же твердым и уверенным
шагом, однако, ты тоже не казался счастливым. Тогда тебе поставили
четверку по истории. Это была случайная четверка, я даже помню,
причину ее появления.

Ты вошел в подъезд, увидел меня, посмотрел на мои слезы. Достал из
кармана носовой платок, вытер мои слезы, улыбнулся и сказал: "Пойдем,
двоечник, как-нибудь отчитаемся."

И мы отчитались. Нас, конечно, наказали, но наказали скорее
символически, чем по-настоящему.

Ты меня постоянно спасал от каких-то напастей.

Самое запомнившееся из таких спасений случилось все в том же моем
втором классе. Тогда у нас появилась мода пришивать к школьным
пиджакам металлические вешалки, причем пришивать их намертво.

Как-то раз, задержавшись в столовой, я, уже после звонка, бежал на
урок. Меня поймал кто-то из старшеклассников, дежуривших по школе. Они
долго, смеясь, допрашивали меня, почему это такие салаги считают, что
им можно игнорировать звонки и опаздывать на уроки. Смеясь, предложили
наказание, и приговорили меня к повешению. Я был повешен на вешалке
для пальто в школьной раздевалке. Был повешен за ту самую
металлическую петельку.

Я висел. Мне было не больно, мне было обидно. Они закурили, и
принялись выпускать на меня дым. Я вертелся и ерзал. Потом они ушли. А
я висел. Я не мог поднять руки. Я не мог расстегнуть пиджак.

Когда ты вошел в раздевалку, я заплакал.

Ты снял меня с вешалки, сходил к моей учительнице, сказал, что я
себя плохо чувствую, и отвел меня домой. По дороге ты меня расспросил
обо всем. Потом шел и весело рассказывал разные смешные истории. Я
смеялся. Это была не истерика, я действительно успокоился, я шел рядом
с тобой, я чувствовал исходящее от тебя тепло, этот день мне казался
лучшим днем в моей жизни.

Летом ты должен был ехать в лагерь, на юг. Чтобы твои вещи не
пропали, на них, на каждую вещь, нужно было нашить бирочки с твоими
фамилией и именем. Ты уезжал рано утром, и мы с мамой всю ночь тогда
сидели и пришивали бирочки.

Это было первое лето, которое мы проводили раздельно.

Из лагеря ты вернулся совсем другим. Да и я тоже сильно изменился
за лето.

Мир внезапно начал взрослеть. Я уже больше не сидел напротив тебя
на кухне. Я знал, что у тебя никогда не будет магической башни. Да и
балахон тебе, наверно, будет не к лицу.

Ты постоянно влюблялся в каких-то девчонок, совершенно обыкновенных
девчонок. Ты писал им стихи, которые читали только три человека: ты,
доставая заветные тетрадки; я, украдкой, когда тебя не было дома; и
мама - тоже тайком.

Ты писал стихи! Ты сам их сочинял! Твоя значимость, обилие твоих
талантов изумляли меня. Я гордился тобой, я даже немного гордился
собой - хотя бы за то, что ты - мой брат, а я - твой брат.

Весь следующий год ты занимался химией. Иногда ты приглашал меня и
моих друзей и показывал химические фокусы. Казалось, что твоя власть
над материей не имеет предела. Жидкость легко меняла свой цвет,
повинуясь твоим заклинаниям, ты смешивал самые обыденные вещества,
потом садился за стол, брал свою гигантскую чашку, отхлебывал чай - и
смесь по непонятной прихоти загоралась!

Мой брат - волшебник. Теперь я представлял себе другое будущее. Я
представлял твою волшебную лабораторию. Я приезжаю. Ты встречаешь меня
в чистеньком белом халате. Проводишь меня через настоящую химическую
фабрику, и мы попадаем в огромную комнату на крыше этой фабрики. Ты
берешь несколько колбочек, наполненных разными жидкостями, смешиваешь
их в стеклянном химическом чайнике, разливаешь по огромным чашкам - и
мы пьем наш любимый, невероятно сладкий чай. И я знаю, что тебе не
нужно ничего рассказывать - твои магические жидкости отражают все, что
происходит в мире. И мы сидим, пьем чай.

Да, и, самое главное, слушаем при этом твою любимую музыку.
Поначалу она мне не нравилась. Она казалась слишком ритмичной, но
неправильно ритмичной, она казалась шумной, вязкой, с неприятными
металлическими отзвуками. Потом я привык, а дальше - полюбил эту
музыку.

Летом ты уехал в спортивный лагерь. Ты всерьез занимался спортом.
Мы с мамой и с папой приезжали поболеть за тебя, на чемпионат. Все
были очень рады, когда ты занял второе место. Один ты был недоволен.
Ты тогда объяснял мне, что за два года еще ни разу не занял первого
места - "вечно второй". Для тебя это было все равно, что "вечно
последний". Ты мог быть только первым.

И ты стал первым, но уже в следующем году.

Этот год я помню очень хорошо. Ты победил на трех районных
олимпиадах. Ты победил на областной олимпиаде (не спортивных -
предметных). А летом ты занял первое место на одном из самых
престижных спортивных соревнований.

Потом ты уехал - и уехал навсегда. Сначала в специализированную
химическую школу, потом поступил в Университет.

Дом опустел без тебя.

Альфа умерла. Я разводил золотых рыбок, но постоянно забывал их
кормить, и они все погибли.

В школе постоянно напоминали о тебе. Учителя, видя, что я не могу
справиться с совершенно очевидными вещами, говорили: "А вот твой
брат..."

Я начинал тебя ненавидеть.

Ты не любил писать письма. Родители нервничали. Мне это было тем
более обидно, потому что я видел, как они радовались каждой весточке
от тебя.
1 2 3