Яма забыла взять в комнате, пока искала еще
что-нибудь из еды, а я, пока был один, и не вспомнил про вилки.
Вермишель остыла, но и такой она вызывала аппетит.
Яма стала посыпать вермишель сверху перцем, и сразу стало страшно
весело, и чувство голода тоже стало веселым, и хотя вермишель была холодной
и несоленой, предвкушение, что мы сейчас будем ее есть, вызывало радость.
Яма боялась переперчить и, оставив перец, взялась за приправу. Ее она не
жалела, потому что казалось, что вермишель от этого будет только вкусней,
потому что ей, холодной и несоленой, "нечего терять".
Я то послушно и влюбленно смотрел на Яму, то весело и голодно на
вермишель. Мне и в голову не приходило помешать Яме что-то делать с
вермишелью. А Яма увлеклась, и в озорном азарте засыпала вермишель так, что
ее не было видно из-под приправы.
Я любовался происходящим между Ямой и вермишелью, чувствуя, что не могу
разделить ее озорства, в моем отношении ко всему было как будто что- то
каменное.
А Яма все так же смотрела на меня и сыпала, сыпала... Приправа кончилась
- и это еще больше обрадовало Яму.
Теперь мы сидели вокруг засыпанной вермишели и радовались, не зная еще,
как ее есть.
Когда же я первый, наверное, как мужчина, запустил в нее руку -
вермишель оказалась абсолютно несъедобной, даже для нас.
Яма, во-первых, переперчила, а приправа на вкус была совсем сеном.
И хотя вермишель под приправой была плотно слипшись, я, пробуя, все
перемешал, теперь приправу было уже не высыпать, тем более перец.
Все оказалось несъедобным. Я даже выложил обратно то, что захватил себе
в рот, пробуя. Яма все это время весело наблюдала за мной. Я дал свое
заключение и, "на всякий случай", предложил Яме. Яма с доверием помотала
головой.
Оставалось только отправить вермишель подальше, чтобы она не напоминала
о себе. Чтобы выбросить, нужно было выходить из подсобки, а этого
смертельно не хотелось
Я поставил ее под стол. Потом открыл один из шкафчиков и убрал ее туда,
оглянувшись на Яму, не отрываясь весело смотревшую на меня.
С прекращением вермишели голод почти кончился.
Мы остались в подсобке одни, уже без вермишели.
До этого я только целовался с Ямой, хотя уже не в первый раз запирался с
ней в подсобке.
Мы сидели на полу, и так же, сидя на полу, стали приближаться друг к
другу. Расстоянье между нами было совсем небольшим, но мы как будто не
торопились. Яма слегка развела ноги, и из-под халата появились ее белые
трусики. Я, не глядя на Яму, протянул руку и прикоснулся к ее груди. Глаза
Ямы были опущены. Хотя я не смотрел на нее. Я думал о том, что у Ямы еще
недавно был мужчина, который ей изменял... но я об этом не думал.
Яма как будто чего-то ждала, а я как будто на что-то не решался, и
поэтому тоже как будто чего-то ждал.
Я отвел глаза и остановился на какой-то надписи, ища опоры. Промелькнули
Пушкин с Македонским, я посмотрел на Яму, все так же опустившую глаза, и
еще приблизился к ней. Теперь мы сидели, перекрестив ноги, моя рука
дотрагивалась до ее груди, ее дыхания не было слышно.
Прошло еще некоторое время. Мы выключили свет и все так же сидели на
полу друг напротив друга. Приходила Асыка и постучалась. Мы замерли. Асыка
видела, что свет не горит, на всякий случай тихо постучалась еще раз и
ушла.
Шаги Асыки замерли по коридору, а мы все так же сидели молча и недвижно.
Когда Яма решительно встала, у меня похолодело внутри. Я тоже встал и
обнял ее.
Яма обняла меня.
Я видел, что она смотрит на меня, но в темноте не было видно выражения
ее лица.
Яма! - сказал я, что не отпускаю ее. Но знал, что если она захочет, все
равно уйдет.
Яма свободно высвободилась из объятий и сказала: "Жди меня здесь".
У меня похолодело внутри и внизу живота оттого, что случилось то, чего я
хотел.
Я выпустил Яму в коридор и заперся за ней. В коридоре уже совсем никого
не было. Ни звука во всем общежитии, только слышно как Яма тихотихо шла к
своей комнате.
В возбуждении я стоял не двигаясь и к чему-то прислушиваясь.
Яма уже зашла к себе.
Ничего не было слышно ни в общежитии, ни на улице, откуда падал в окно
фиолетовый свет фонаря, и на секунду я представил себе, что Яма просто
обманула меня и я прожду ее сколько угодно - но это была невероятная и
просто глупая мысль.
Но на мгновение она доставила мне облегченье.
Яма вернулась со свернутым матрасом. Я впустил ее и заперся. Голода уже
не было и в помине, и спать не хотелось.
Неплохо было бы выпить, но не было даже поесть. Вермишель не задержалась
в памяти.
Было не по себе, потому что предстояло что-то серьезное, но возбуждение
куда-то проходило. Поэтому делалось еще не по себее и приходилось
распаляться. Пока не было Ямы, я представлял себе, что вместо нее
приходит... кто бы мог придти вместо нее?.. Другая, в которую я был влюблен
до Ямы. И если бы она пришла сюда и оказалась всецело в моей власти. И я бы
обнял ее, а она меня, потому что ей ничего больше не оставалось бы в моем
воображении.
Но возбуждение не вернулось, оставляя только вялое ноющее чувство.
Яма наклонилась вместе с матрасом и раскатала его на полу где пришлось,
стоя в три погибели. И возбуждение вернулось.
Из-под халата перегнувшейся пополам Ямы мелькнули трусики.
Приготовив постель, Яма быстро скинула халатик, стянула трусики и
обернувшись ко мне, а может просто в темноту, нырнула под простыню.
Я вяло разделся и лег.
Мне казалось, что мы смотрим в окно, как будто заглядывая за край,
откуда светился фонарь.
Я ждал, когда наступит возбуждение, а у меня только холодело и вяло
ныло.
1 2 3