Я вкушал угощение, стоявшее передо мной, и пил, когда была в том нужда. Насытившись вдоволь, хозяин, как и в начале трапезы, обратился к Богу со словами благодарности, после чего торжественно повернулся ко мне:
— Сын мой, возможно, ты изумлен и полагаешь, что я немой или же слабоумный, потому что не произнес еще и двух слов с минуты нашей встречи, но таков мой обычай, и это хорошо известно всем, кто меня знает. Допустим, я бы спросил у тебя, кто ты. Незнакомец, ты мог бы ответить на этот вопрос, как тебе вздумается. Спроси я, откуда ты прибыл и куда направляешься, ты бы в ответ на первое мог сочинить любую историю, относительно же второго ты и сам еще можешь быть не вполне уверен. Я мог бы спросить тебя, из какой ты семьи, но это бессмысленная женская болтовня, случись так, что ты унаследовал лишь худшие черты своих родителей. Я мог бы поинтересоваться твоим образованием, но такой вопрос излишен, ибо твое поведение и поступки скажут сами за себя. Я мог бы за ужином предлагать тебе отведать кушаний, но какая в этом нужда, когда твой желудок сам знает, чего хочет? Я мог бы поднять за тебя тост, но вдруг, получше узнав твои обстоятельства, я не испытаю желания продолжать наше знакомство? Если ты станешь мне другом, негоже обращаться с тобой грубо. А если врагом? Тогда доброе обхождение покажет мое благородство и щедрость. Если ты умный человек, ты поймешь мою мысль и узнаешь еще многое, прежде чем наступит время нам расстаться. Ежели ты глуп, пользуйся моим кровом, угощением и вином, я дарю тебе свое гостеприимство.
«Кратко и весьма разумно», — подумал я и дал ему такой ответ в его же духе:
— Сэр, если я не сумею отблагодарить вас за вашу доброту верными словами, вы сочтете меня деревенщиной. Если я не приложу все усилия, чтобы за вашу любовь преподнести вам должное воздаяние, вы решите, что я неблагодарный. Будучи не в силах, однако, преподнести вам это воздаяние немедля, я почту за благо сделаться с этой минуты вашим должником. Пока же преподношу вам одно только слово благодарности за столь неожиданную любезность. Хочу только сказать, что пусть и я могу показаться грубым невеждой, однако же воспитывался я в местах, известных изысканным обращением и любовью к знаниям. — И я в свое время отдавал должное музам, — заметил он, — но голова моя так устроена, что мне никак было невозможно следовать каким-то одним курсом. Я путешествовал во многих странах и видел разные обычаи. Но когда возраст стал усмирять ничем другим не подавляемую indomitam juventutem , я обосновался в этом доме, где проживаю уже долгое время. Большего мог бы я добиться в жизни, но мне не хотелось слишком себя утруждать, больше горечи, чем меда (plus alloes quam mellis Habens). Мог бы я выбрать для себя жену, но, глядя на других, я пришел к выводу, что это неотвратимое зло (mala necessaria) весьма неудобное приобретение. Я мог бы собрать несметные богатства, но они приносят больше волнений, нежели радости. Если бы я жил вечно, тогда стоило бы возвести для себя храм на земле. Памятуя же, сколь малый срок отпущен мне для земного существования, я придаю богатству значения не больше, чем песку, по которому ступают мои ноги. Я отверг славу как мыльный пузырь, как порыв ветра, vocem populi как пустой звук, а высокопоставленные матроны для меня все равно что крохотные букашки. Нет, сын мой, я весьма доволен тем, что Господу было угодно мне даровать. Я занимаю низкое положение, но не горюю о том, ведь я никогда и не был знатным и благородным. Если я нынче беден, печаль моя об этом мала, ибо я никогда не был богачом, однако же имею все, что необходимо. Величайшее мое горе в том, что я отдалил себя от мира. Мое занятие — помогать тем, кто ищет моей помощи, кто, не страшась долгого пути, отправляется ко мне. Среди глупцов, ищущих утешения, совета или наставления, меня считают хитроумным предсказателем, изобретателем и прорицателем будущего.
— Поверьте мне, сэр, — ответил я, — в эти глухие места соберется вскоре много народу, чтобы узнать у вас свое будущее, и я тоже буду среди них, хотя и с иной целью, потому что твердо уверен, что будущее ведомо лишь Всемогущему.
— Истину ты говоришь. Ко мне обращаются с такими вопросами, ответы на которые ведомы одному лишь нашему Создателю, и в этом мое глубочайшее горе. Но если таков мой долг, я расскажу им их будущее и покажу, что ожидает каждого из них. Теперь же, когда час уже поздний, а ты, я вижу, устал, полагаю я, что тебе следует отдохнуть остаток ночи. Поутру же ты узнаешь больше.
Мы ласково простились, а поутру, когда я поднялся с постели, старик уже сидел в кресле. Жестом он пригласил меня сесть и быть зрителем происходящего. Он сидел торжественно и невозмутимо, как Гиппократ. Я видел его почтенную бороду, морщинистое лицо, его простое одеяние, собранное у чресл, пару черных ботинок на ногах, отороченный мехом ночной колпак на голове и руки, скрытые перчатками. Слева от него стоял дерзкий юнец, веселый и ловкий, как мальчишка, что встречает покупателей в лавке, и проворный, как жук-древоточец, живущий в старом комоде. Его звали Насмешник, и он в насмешливых словах сообщал Фидо о приходящих, о том, как они выглядят и как себя ведут. А проницательный Фидо по этим рассказам верно угадывал, что у человека на уме.
Справа от него стоял еще один человек, более зрелый годами и солидный наружностью, настроенный весьма скептически и язвительно. Фидо прозвал его Умник. Этот человек столь тщательно изучил физиогномику, что с первого взгляда мог самым точным образом описать человека и выявить его суть. И Фидо, его хозяин, легко угадывал, что ожидает этого человека в будущем. Эти трое были похожи на актеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62