- и, как всегда, посмеиваясь
над собой: именно за границей русские особенно счастливо предаются
национальному мазохизму, и все, от качества и, главное, наличия пива
до чистоты в подъездах, не радует нормального русского
путешественника, а огорчает сравнением с отечественным безобразием.
Мирный разговор переходит в мирное же молчание. Шли, наслаждаясь
миром, взаимопониманием, во всяком случае - Ольга. Здесь, во Франции,
ее жизнь выравнивалась, она ощущала свое спокойное и уверенное
существование, постоянно присутствовавшая в ее московском житье тень
угрозы, неопределенность исчезали: он был все время на глазах, все
время занят, а люди вокруг были чужие, и отношения его с ними не
вызывали ревности.
И его тоже на какое-то время охватывал покой. Разглядывал
прохожих, витрины, бесконечные ряды машин вдоль тротуаров,привычно
запоминал детали и радовался узнаванию того, что было известно и
памятно с давних платонических времен, с картинок в "Popular mechanic"
и карикатур в "Крокодиле", с описаний в романах, публиковавшихся
"Иностранкой". Рядом с "ягуаром" жался умилительно интеллигентный и
хипповый "ситроен-дош", разрисованный вишнево-черной загогулиной...
Немолодой твидовый джентльмен, на ходу откинув полу длинного пальто,
совал в карман толстую газету... Деловая дамочка спешила куда-то на
сильно кривых в коленях, тонких ногах, и сумка-портфель крокодиловой
кожи колотилась на ее бедре, кости которого выпирали из-под
классической юбки в клетку "пепито"...
Маршрут был просто гигантским: от вокзала Сен-Лазар, рядом с
которым было главное место съемок, к Большим Магазинам, сделав
небольшой крюк через улицу Будапешт, по одной стороне которой стояли
черные проститутки, а по другой их сутенеры, и идти было неуютно:
через пассажик между двумя зданиями Галери Лафайет, мимо маленького
камерного оркестрика, всегда играющего рядом с распродажей спортивного
трикотажа и одеял, мимо парня, изображающего под магнитофон,
взгромоздясь на урну, оживший манекен; потом к Опере, к тяжелой,
питерски-мрачной колоннаде Мадлен; на Конкорд; по пыльным, лишенным
тени аллеям Тюильри к Лувру; через его двор, сквозь узкий проходик в
углу на мост Академии; наконец, на улицу Сены - и, не чуя ног, сесть
за стаканом пива в успевшем стать любимым кафе "Ля Палетт", одном из
самых понтярских мест Левого Берега. Раскланяться с мгновенно впавшим
в приятельство русским художником в бирюзовом пиджаке, розовой рубашке
и сиреневом галстуке - все сочеталось, черт его дери, все! Вышел он из
беглых, с какого-то торгового советского корабля, матросов, уже здесь
начал рисовать - и за двадцать лет стал вполне парижским
профессионалом жизни с художественным уклоном. Вместе с ним закурить,
конечно, "житан"...
Ольга сидела рядом, наслаждаясь безопасностью, хорошей жизнью и
пампльмусс джюсом. Воздух имел принципиально другой оттенок, чем в
Москве. Здесь совершенно не было расплывчатого золотисто-сиреневого,
четкий серо-синий определял все - окраску стен, неба, тротуара и
интонацию речи.
Думать, что полностью прожил отпущенное, угомонился, впереди
только работа, - и влюбиться впервые, понять, что до этого не было
ничего, совершенно ничего; что все женитьбы, связи, приключения были
не до конца, не на полную катушку, не всерьез; что и не знал,
насколько пошло может совпадать ежедневная реальность с литературой
самого банального, самого сентиментального толка!.. Боже мой, думал
он, этого же нельзя представить - что будешь действительно мучиться не
где-нибудь, а сидя в парижском кафе! Что отношения перестанут быть
игрой и станут жизнью - реальной не меньше, чем боли в подвздошье. Что
иногда даже будешь не в состоянии наблюдать процесс - настолько
погрузишься в его глубь, насколько будешь в потоке...
Он заметил, что плачет. Совсем дошел... Не умею курить, не
вынимая сигарету изо рта, объяснил он Ольге: слезы от дыма. Пойду
позвоню в гостиницу, узнаю, не оставлял ли мне месседж Редько.
Он встал из-за столика, перешел маленькую площадь, вошел в будку
с поворотной стеклянной дверью, сунул в щель телефонную карточку,
закрыл шторку щели...
На экранчик высыпали нули и отдельно цифра 69 - столько франков
оставалось на его телефонной карточке...
набрал код международной - 19...
на экранчик выползло 19...
Советский Союз - 7...
7 на экранчике...
Москва - 095...
095...
номер...
прорвался с первого раза, раздался внятный длинный гудок..
Ответил муж.
Господи, сказала Ольга, здесь можно просидеть остаток жизни!
Идем, сказал он, пора спать.
Среднее Поволжье. Ноябрь
От холода, ветра, тоскливой пустоты было только желание сжаться,
сесть на корточки, не двигаться, холод давил, как враждебный взгляд,
заставлял искать неза- метности.
Но они шли быстро и непрестанно. Это отличает опытного солдата,
вора, заключенного - умение заставить себя действовать как бы отдельно
от собственного состояния. Как бы направить вместо себя в дело
подчиненное существо - свое тело, или свой мозг, или то и другое.
Им почти не приходилось разговаривать, теряя время на обсуждение
плана, - они поняли друг друга быстро и почти без слов. Сработал опыт
каждого в отдельности и пять недель общих занятий в холодных унылых
классах.
Занятия вели странные люди.
Был капитан в общевойсковых погонах, с непропорционально огромной
головой, с вогнутым, как у идола с острова Пасхи, лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49