Юра лег на пол. Он старался не закрыть глаза, закрывавшиеся
непреодолимо, укол подействовал почти мгновенно. Он лежал на животе и,
мучительно напрягаясь, чтобы не ткнуться носом в блекло-зеленый ворс
ковра, смотрел, как сначала выносят Конни, заснувшего сразу, а потом
Ютту, у которой обморок, перейдя в сон после укола, вдруг обернулся
какими-то странными судорожными движениями - когда ее сгибали и
втискивали в длинный складной кофр-шкаф, в котором до этого унесли в
машину Конни, вещи, оставшиеся в кофре с прошлого отпуска, вывалив
грудой в прихожей, - рука Ютты вдруг судорожно сжалась, и дебил едва
выпростал из ее пальцев обшлаг плаща. "Осторожно, - сказал ему второй,
- повредим эту сучку немецкую, жидяра полоумный вовсе озвереет, на
пулю начнет нарываться. Осторожнее... Надо же, сколько немцы ихней
нации в печках пожгли, а он за эту старую манду и поганца ее чуть сам
не подставился и нас мог замочить! До чего ж они себе на уме - ужас...
Давай бери аккуратно, да не пыхти: соседи не поймут, чего такой
чемодан тяжелый".
Они вышли, задевая плечами дверные косяки, и Юра наконец опустил
голову в зеленоватый ворс. Собственно, это уже был не ворс, а жирная
ледяная вода, но вода почему-то пахла не соляркой, как обычно в порту,
а едва ощутимо пылью, безумно хотелось и даже необходимо было поспать,
потому что иначе не доплывешь, а первый помощник уже поднимает по
тревоге и вооружает вахту. Поэтому надо было быстро, быстро заснуть,
вдыхая запах пыли, - хрен с ней, с пылью!
Лондон. Апрель
Они лежали на полу, он уложил их по всей науке, лицами вниз, руки
в наручниках за спину. Джентльмен в сером глухо стонал, потом попросил
- почти неслышно, лицом в пол: "Переверни... наручники сними и
переверни, слышишь? Ты мне, сука, позвоночник сломал, гестапо...
Переверни, не денусь никуда..."
- Не сломал пока, а помял только. - Он шагнул к серому,
наклонился не низко, чтобы контролировать все помещение. - Но сломаю
обязательно, понял? Через десять минут Галя должна быть здесь,
иначе...
Он носком ботинка поддел сцепленные наручниками руки, чуть дернул
вверх, выгибая лежащего в йоговскую позу змеи, тот взвыл, зашипел,
забулькал, затих - и сунулся снова лицом в пол, когда носок ботинка
выскользнул из-под скованных кистей. Минуты три лежал без сознания,
потом прошептал едва слышно: "Мудила... Мудила ты, капитан... От меня
не зависит... Они твою бабу сюда не приведут, они тебя к ней
присоединить должны, понял? А что ты меня убьешь, им насрать... Давай,
калечь дальше, палач..."
Уже два часа прошло, подумал он, после того как я заставил эту
падлу позвонить в посольство - и никакого толку. Похоже, им
действительно плевать на исполнителей захвата, Галю не отдадут, хоть я
их пополам перерву.
- Ладно, едем... - Рывком за шиворот он поднял на ноги сначала
одного гэбэшника, потом второго. - Давайте в машину, быстро!
Такси стояло здесь же - да, работали эти ребята грамотно,
использовать в оперативных целях старый лондонский кеб с фальшивым
номером было самым разумным, этот черный старомодный ящик никто не
запомнит в городе, где он обязательная часть пейзажа. Гэбэшники
неловко пролезли в широкий проем двери, плюхнулись на сиденье.
- А ну, на откидные! - Тычками он помог им пересесть на откидные
сиденья, спиной к движению, так спокойнее. - А ты здесь полежи. - Он
покосился на серого, который стонал все громче. - Галю получу - тут же
отдам товарищам ключи от тебя... Пока отдыхай.
Он распахнул ворота мебельного склада. Уже совсем стемнело, St.
Pancras сиял сквозь стекла негасимыми вокзальными огнями, справа,
черная на черном, едва заметно, но тяжко прорисовывалась на фоне неба
гигантская скала старого дворца. Он сел за руль, вывел машину в узкий
проезд между вокзалом и путепроводом, вылез, запер ворота, сунул ключ
в карман и через минуту влился в череду такси, отъезжающих от боковой
стоянки у вокзала. Сзади, за сеткой и стеклом, кряхтели гэбэшники. Ему
хотелось думать, что это именно Комитет, а не ГРУ. "Аквариума" он
боялся помимо сознания, если бы поверил, что ребята с Хорошевки, -
наверное, сдался бы сразу. Слишком хорошо помнил кадры: связанный
живой Пеньковский, въезжающий в топку подвальной котельной,
старательно сделанный крупный план лица - учебный фильм, воспитание
высоких морально-политических качеств советского военного
разведчика...
- Мой кеб на углу, - сказал он в трубку, прижал ее плечом и
плотней прикрыл дверь старомодной телефонной будки. - Ваши гаврики в
нем. Жду пять минут, потом сдаю их местным ребятам. И очередную сотню
своих готовьте на выдворение... Пусть ребята уже багаж пакуют, в
будущей невыездной жизни пригодится. Ясно? Значит, через пять минут
моя жена должна сесть в мою машину - иначе уже сейчас пишите ноту про
недружественный акт...
Галя сидела молча, она пристроилась на откидном, и он чувствовал,
что смотрит ему в затылок, не отрываясь. Когда на углу напротив
посольства она села в машину, бережно поддерживаемая под локоток лбом
из службы безопасности, он даже в зеркальце увидел, что руки ее
дрожат, подергивается и голова - вернулся тик, приобретенный лет
пятнадцать назад, когда ее вместе с другими отказниками, засевшими в
"калининской приемной", погрузили в ментовский автобус, вывезли
километров за пятьдесят от Москвы и выкинули - ночью, на пустой
дороге, в двадцатиградусный мороз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49