Разве сам Венсит не чис-
токровный Дерини, родившийся в стране, где эта магия признана всеми за-
конами? И разве не ходят слухи, что он вошел в союз с Дерини Гвинеда? И
может быть, простой люд справедливо боится возвышения расы Дерини, кото-
рое может привести к диктаторству Дерини, подобному тому, что было трис-
та лет назад - и к уничтожению человеческой расы?
Во всяком случае, сейчас для Дерини наступили трудные времена, труд-
ные для тех, кто считает себя представителями этой расы. Если бы у Мор-
гана был выбор, то он бы сейчас же отрезал от себя ту часть, которая
принадлежит Дерини, остался бы просто человеком, отрекся бы от своего
могущества, как требовал от него Лорис.
Морган поднял голову и постарался совладать с собой, заставляя себя
сидеть и слушать Дункана, продолжающего пение литургии.
Морган ощутил себя эгоистом: ведь он же здесь не единственный Дерини,
душа которого страдает. А Дункан? Какую борьбу с собой он выдержал,
прежде чем согласился выполнять функции священника, будучи отлученным!
Морган был далек от мысли прозондировать мозг Дункана сейчас, во вре-
мя богослужения. Он был уверен, что найдет там боль и сомнение. Морган
знал, что должен переживать сейчас Дункан. Церковь была его жизнью. Те-
перь она отторгнула его, и хотя об этом знали только Морган, Келсон и
Дерри, он, несмотря на свои мучения, решился оказать последние почести
любимому брату и кузине. Дункану тоже трудно быть Дерини.
Дункан нараспев произносил слова литургии:
- Агнец Божий, прости мне мои прегрешения...
Морган склонил голову и произносил знакомые слова, но они не вносили
успокоения в его душу.
Теперь пройдет много времени, прежде чем он примирится с тем, что
произошло здесь два дня назад по воле Бога. И пройдет много времени,
прежде чем он снова уверит себя, что его могущество не несет зла челове-
честву, что с его помощью можно сделать много добрых дел. А сейчас он
ощущал на себе тяжелый груз ответственности за то, что случилось с Брон-
вин и Кевином.
- Господи, укрепи меня...
Месса все продолжалась, но Морган почти не слушал. Усталость, отчая-
ние, тупая боль овладели им, и он очень удивился, обнаружив, что нахо-
дится вместе со всеми остальными у ворот собора Святого Телио. Он понял,
что эти ворота закрылись за Бронвин и Кевином навсегда.
Он осмотрелся, увидел, что все расходятся небольшими группами, шепо-
том переговариваясь друг с другом. Келсон шел вместе с Джаредом и леди
Маргарет. Дерри стоял рядом с Морганом. Он участливо кивнул, когда уви-
дел, что Морган сморит на него.
- Может быть, вам следует отдохнуть, сэр? Ведь скоро наступит время,
когда отдыхать будет некогда.
Морган закрыл глаза, потер лоб, как бы желая стереть все тревоги и
печали прошлых недель, затем покачал головой:
- Прости, Дерри, я хочу немного побыть один.
- Конечно, сэр.
Дерри посмотрел ему вслед, и Морган выскользнул из толпы и исчез в
саду, примыкающему к церкви. Пройдя никем не замеченным по дорожкам са-
да, он наконец очутился у часовни, где была похоронена его мать, и про-
шел в тяжелые дубовые ворота.
Он давно уже здесь не бывал - так давно, что даже не мог вспомнить,
когда это было в последний раз - но он сразу вспомнил эту комнату, пол-
ную света и воздуха. Кто-то открыл окно с цветными стеклами, и теперь
солнечный свет играл в золоте и серебре усыпальницы, наполняя жизнью
изображение его матери.
Все это пробудило в Моргане счастливые воспоминания. Ведь в детстве
он любил приходить сюда с Бронвин и леди Верой. Они приносили цветы,
слушали чудесные рассказы леди Веры о том, какой замечательной женщиной
была леди Алиса де Корвин де Морган, и у него появлялось чувство, что их
мать никогда не оставляет детей, что ее незримое присутствие сопровожда-
ет их в играх.
Он вспомнил те счастливые времена, а затем лег на спину в бассейне
света, который создавали на полу солнечные лучи, проникавшие сквозь отк-
рытое окно. Он прислушался к своему дыханию, шелесту листвы деревьев:
память каким-то образом внесла успокоение в его душу. Внезапно он поду-
мал, а что если бы его мать сейчас узнала, что ее единственная дочь ле-
жит в каменной гробнице совсем недалеко отсюда.
Тяжелые медные цепи окружали саркофаг. Морган подошел к нему и долго
стоял, печально опустив голову и взявшись за цепь. Затем он откинул ко-
нец цепи на мраморный пол, пробежал пальцами по высеченной из камня руке
матери и вдруг услышал какие-то ритмичные звуки в саду.
Это была знакомая мелодия - одна из самых известных песен Гвидона -
но когда Морган закрыл глаза, приготовившись слушать, зазвучали совсем
иные слова, которых он никогда не слышал. Пел Гвидон - его голос невоз-
можно было спутать. Он смешивался с красивыми аккордами лютни, создавая
впечатление чего-то невыразимо красивого. Но в его голосе было что-то
необычное. И Моргану потребовалось время, чтобы понять, что Гвидон пла-
чет.
Морган не мог разобрать слов: слова терялись во всхлипывании певца, а
их выразительность была такова, что можно было без труда разобраться,
что за чувства владеют певцом, что выплескивает он песней из своей гру-
ди.
Он пел о весне и пел о войне. Он пел о золотоволосой девушке, которая
похитила его сердце, о молодом прекрасном лорде, который любил девушку и
умер вместе с ней... Он пел о том, что война слепа, что она поражает как
тех, кто воюет, так и безвинных. И если смерть приходит, то люди должны
оплакивать потерю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150