Хомо советикусу присуща установка прежде все-
го на КПСС (слова современного фольклора <прошла
зима, настало лето, спасибо партии за это> преподносят
ее в иронической форме) и вождя (<мы так Вам ве-
рили, товарищ Сталин, как, может быть, не верили
себе...>). Надо учитывать, что патерналистская уста-
новка психологически очень привлекательна. Во-первых,
человек чувствует себя защищенным, опекаемым и под-

страховываемым властью, уверенным, что ему не грозят
никакие беды, ибо он всегда может положиться на си-
стему гарантий - социальных, экономических и полити-
ческих, представляемых властью. Во-вторых, человек чув-
ствует себя частью некоего значительного целого, непре-
ходящего по значению и остающегося после его смерти,
целого, во имя которого стоит жить (строительство ком-
мунизма, обороноспособность Родины и другие идеоло-
гические штампы <работают> как раз на это чувство).
В советской практике внешняя форма <заботы> власти
о людях фактически скрывала самодостаточный харак-
тер экономического, политического и идеологического
господства партийно-государственного аппарата, трога-
тельно именовавшего себя <слугами народа>.
- Стоит, однако, заметить, что патерналистская уста-
новка - это явление, присущее традиционалистскому,
доиндустриальному типу личности. Такой тип в дорево-
люционной России был массовым. Но не он непосред-
ственно представил благодатную почву для патер-
нализма советского образца, а скорее его противоестест-
венное разрушение, сопровождавшее период <строитель-
ства социализма>, реализовавшееся прежде всего в ходе
коллективизации и индустриализации, гражданской
войны. Социокультурным итогом этих процессов не стало
появление индустриального (городского) типа личности
с присущими ей свободой выбора, экономической дис-
циплиной и ответственностью, анонимностью социальных
связей, рационалистическим отношением к окружаю-
щему миру, в том числе и политическому, уважением
прав других, плюрализмом. Напротив, утвердился в ка-
честве массового люмпенский тип личности, которая,
утратив свои прежние естественные (с землей, природой)
и социальные (с общиной, соседями, семьей) связи, не
находит места в новой <городской> жизни. Ощущение
социальной неопределенности в новой роли вызывает
у люмпена естественное желание опеки со стороны
власти, формирует инфантилизм, восприимчивость к
внешне-принудительной регуляции и устанавливаемому
<сверху> порядку.
Еще два столетия назад И. Кант и В. Гумбольдт
подчеркивали, что <отеческое> правление неизбежно
вырождается в деспотизм. <Забота о людях> - лишь бла-
городный фасад тоталитарного насилия, которое сопро-
вождало всю <социалистическую> историю СССР, начи-
ная с Октябрьской революции и <красного террора>.
Здесь, правда, надо учитывать, что политика вообще
предполагает легитимное насилие. Ни одна демокра-
тическая страна Запада не обходилась и не обходится
без его применения в политической жизни. Вопрос в дру-
гом: чем обусловлены легитимность насилия, границы,
его применения?
Если иметь в виду, что в советском обществе осно-
ванием легитимности являлась коммунистическая идео-
логическая конструкция, а в жизни общества и отдель-
ного человека практически отсутствовали сферы, непод-
властные вмешательству тоталитарного государства, то
становится ясно, что отношение человека и Политиче-
ской власти строилось не только не по классической мо-
дели <интереса>, но даже и не по западной модели <под-
чинения>. (Последняя в принципе не отрицает изна-
чально договорную природу государства и правовой спо-
соб подчинения личности в ходе ее вовлечения в поли-
тический процесс.)
Наиболее характерной и впечатляющей в эмоциональ-
ном и этическом смысле чертой тоталитарного насилия
является его способность к саморазвитию и самопрогрео-
сии. Не ограниченное никакими рамками (прежде всего
правом) и апеллирующее к революционной целесооб-
разности, оно становится подобно снежному кому. Об-
растающему все новыми и новыми жертвами. Как из-
вестно, Марат в 1790 г. полагал, что несколько отрублен-
ных голов спасут Францию от ужасов гражданской
войны и нищеты; через полгода ему требовалось уже
500-600 голов, еще через полгода - несколько тысяч,
а в 1793 г.- миллион. По такой же схеме развертыва-
лась и логика большевистского насилия, гражданской
войны, периода <строительства основ социализма>, что
убедительно показано в многочисленных публикациях
последнего времени. А начиналось все, как известно,
с малого - с ленинского требования расстрела спекулян-
тов и создания первых концлагерей.
Наконец, нельзя не отметить еще одну особенность
тоталитарного насилия. Поскольку важнейшей сущно-
стной чертой тоталитарного режима является его идео-
кратичность, то совершенно закономерно уникальное,
ни с чем не сравнимое значение идеологии как средства
<установления контакта> между властью и человеком.
Причем этот процесс носил однонаправленный характер;
коммунистическое воспитание трудящихся было первей-

шей задачей власти. В результате сознанию людей были
присущи предельная идеологизация и идеологическая
стереотипизация, устранение возможности рациональ-
ного, свободного от догматических построений взгляда
на социальную действительность вообще и политическую
в частности. Вот почему с такой яростью, словно Кашей,
стерегущий ларец со своей смертью, тоталитаризм бо-
ролся с любыми проявлениями инакомыслия и нерегла-
ментированного политического поведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173