Лицо живое, приятное. Такие гибкие создания обычно рекламируют дорогое нижнее белье на страницах глянцевых журналов. На вид ей было около двадцати лет.
— Здравствуйте! — немного смущенно сказала она.
Я вежливо наклонил голову. Свин галантно шаркнул копытом об асфальт.
— Не подскажете, какая это станция?
Я повернул голову, чтобы прочитать надпись на здании вокзала. Но Свин оказался проворнее.
— Мы стоим на станции Прибрежная.
— Ой, — изумилась девушка, глядя на меня, — у вас поросенок разговаривает! Это какой-то фокус, да?
— Никаких фокусов, — заверил я ее. — Он действительно говорит, вам не кажется. Только это не поросенок, а Свин. Меня же зовут Гаврила.
— Вы, наверное, чревовещатель, — не поверила мне юная фея. — Я видела по телевизору. Там мужчина сидел рядом с куклой, и казалось, что она говорит. А на самом деле слова произносил он, только с закрытым ртом.
— Как вам будет угодно, — снова поклонился я.
— Хорошо, что мы так долго стоим, — сказала девушка, подставляя лицо ветру. — В вагоне ужасная духота. Да и военный с бокового места все время приставал… Уф! Хоть подышу немного. Отличная погода, не правда ли?
Я поднял повыше воротник плаща. О погоде, конечно, можно было поспорить. Но мы ехали в спальном вагоне с кондиционером. А девушка, судя по всему, — в набитом, словно селедкой в бочке, плацкартном. После такой духоты любая слякоть обрадует, это верно. И я вполне мог бы согласиться со словами девушки. Если бы не одно «но»: она была полностью, абсолютно, бескомпромиссно обнажена. Ни единого лоскутка материи на упругом молодом теле.
В ярко освещенном вагоне началось какое-то движение. Стоявшие на перроне люди расступились, позволяя двум парням в парадной форме десантников вынести что-то из вагона.
— Чего они так суетятся? — спросила у нас девушка. — Вы видите, что они выносят?
Я со вздохом покачал головой.
— Пойду посмотрю, — сказала девушка и, развернувшись, сделала шаг в сторону вагона.
— Я бы тебе не советовал, милая, — сказал Свин.
— Почему?
— Боюсь, детка, они выносят тебя.
— Что?! — изменилась она в лице.
Мы молчали, разглядывая трещины на асфальте.
— Так нельзя шутить! — вскрикнула девушка и бросилась к вагону.
Свин медленно зацокал копытами вслед за ней. Я тоже поднялся со скамейки и пошел к дверям вагона, спрашивая себя, зачем я ввязываюсь во все это.
Свин не ошибся. Из вагона действительно выносили тело девушки. Двое молодых ребят, стриженных под бобрик, в кое-как накинутых на плечи дембельских кителях с аксельбантами, держали тело с двух сторон. Она была одета в полосатую футболочку от «Гуччи» и розовые спортивные штаны. На беспомощно болтавшихся из стороны в сторону ступнях белели пуховые носочки с вышитыми на щиколотках ромашками. Рыжие волосы подметали асфальт.
Следом за дембелями шел пожилой лысый мужчина в запотевших очках. Я сразу понял, что это — тот самый врач-реаниматолог, о котором говорил Чадов.
— Расступитесь! — приказала проводница плацкартного вагона — невысокая хохлушка с выдохшимся перманентом.
Люди образовали плотное кольцо. Солдаты положили тело девушки на мокрый асфальт.
— Ну, дыши же, дыши! — наклонился над ней один из парней. По-видимому, он и был тем самым неудавшимся ухажером.
Я разглядывал голову девушки. Она лежала лицом в небо. Рот открыт. Лицо расслаблено. Очень неестественно, надо сказать, расслаблено. Или, наоборот, слишком естественно. Определениями можно долго играть, согласен.
— Доктор, что же вы стоите! — воскликнул десантник. — Сделайте что-нибудь!
Реаниматолог снял с носа очки и преувеличенно тщательно стал их протирать.
— Молодой человек, я уже тридцать лет занимаюсь подобными случаями. Мы сделали все, что могли. Она умерла. Делать искусственное дыхание трупу бесполезно. Свяжитесь лучше с милицией. Пусть вызовут машину из морга.
Где-то сбоку раздался громкий крик. Стоявшие над телом девушки люди на него не отреагировали. Все правильно: живые не слышат воплей умерших. И я бы не услышал, но Свин тайком подключил меня к своим чувствам восприятия мира. Он умел делать такие штуки, хотя в данном случае смысл его поступка я пока не улавливал.
Эфирное тело девушки стояло за спинами людей. Она в ужасе закрыла руками рот. Глаза расширились до невообразимых пределов. Что делать, созерцать собственный труп всегда нелегко…
Народ суетился. Начальник поезда побежал в здание вокзала искать милиционеров. Проводницы успокаивали хохлушку, каждая старалась сунуть ей в руку таблетку. Подошедший со стороны локомотива кряжистый машинист с вислыми седыми усами пытался кричать, что состав, мол, нарушает график движения и не может стоять так долго на станции. Но его никто не слушал.
Между тем девушка, — точнее, ее душа, заключенная в эфирное тело, — подбежала к нам со Свином.
— Пожалуйста, помогите мне! — с мольбой попросила она.
— Мы не можем, солнышко, — тихо сказал я.
— Но вы видите меня! А я вижу вас! Значит, вы можете что-то сделать…
— Увы, не всякий видящий обрящет и не всякому делающему отворят, — пробормотал я.
— Да что вы несете!! Мне нужна помощь! Ну пожалуйста, пожалуйста!
Свин потянул меня зубами за подол плаща, показывая, что хочет поговорить с глазу на глаз. Мы отошли немного в сторону.
— Ты ничего не замечаешь? — спросил меня Свин.
— А что я должен заметить?
— Разуй глаза! Смерти нет!
Я оглянулся вокруг. И действительно не заметил фигуры в бордовом балахоне.
— Ну и что?
— Ты сам прекрасно знаешь, что это значит.
Мы говорили на разных языках. Я был в курсе, что Смерть встречает эфирное тело человека и сопровождает его по местам жизни в течение девяти дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118