Я проскользнул внутрь.
Аленушка закрыла дверь на засов и лишь после этого повисла у меня на шее.
Ее губы жадно впились в мои страстным поцелуем. Я не остался в долгу. Прижав ее к себе, я ощутил жгучее касание острых девичьих грудок. Мои ладони скользнули по плечам, по гибкой спинке, легли на упругие ягодицы и нежно сжали их, одновременно еще плотнее прижимая наши тела друг к другу в попытке слиться воедино. Навечно, навсегда…
К сожалению, вечность слишком скоротечна. И хотя мы ужасно соскучились друг по другу, целоваться-миловаться было некогда, нужно было думать о том, как предотвратить свадьбу.
— Я не могу без тебя, любимый, — шепчет она мне.
— Я без тебя тоже, — отвечаю я.
Вот так началось заседание подпольного комитета по предотвращению свадьбы.
— Значит, так. Моя маленькая девочка попробует уговорить папаню указать сватам на дверь.
Алена с сомнением качает головой:
— Уже пробовала…
— Попробуй еще, а я постараюсь убедить жениха изменить решение.
— Как? — Она взволнованно заглядывает мне в глаза.
— У меня свои методы, — уклончиво отвечаю я, думая о мече-кладенце, оставленном в чулане.
— Будь осторожен, — шепчет Алена и целует меня.
— Это уж точно. Мне есть ради кого жить. — Я весьма циничен по натуре — достойное дитя безумного мира, но… возможно, любовь придумана кем-то свыше, а не нами.
Снова поцелуи, еще нежнее и трепетнее.
Выпустив меня, Алена закрыла двери. Скрипнул засов, сенная девка проводила меня в гостевые хоромы. Некоторое время потолкавшись среди слуг, поскольку отчет царю о ходе переговоров с его младшей дочерью следовало предоставить после обеда, я разузнал кое-какие подробности о предстоящем банкете, на коем будут присутствовать окромя царя и бояр и заморские гости. Столы вынесли в сад. Значит, мне туда дорога.
Миновав застывших у дверей краснокафтанников, которые в ответ на мое пожелание здоровья лихо звякнули алебардами, я нырнул в тень ветвистого дуба.
Легкий ветерок приветственно зашелестел листвой, повеяло прохладой, которой не даст ни один кондиционер в мире.
Челядь закончила накрывать столы и удалилась. Остались лишь стольник, в сотый раз поправляющий блюда и смахивающий несуществующую пыль с лавок, да я.
Подождем.
Первыми появились думные бояре. Они чинно, но кучно вышли к столам и принялись переговариваться, не имея возможности сесть до того, как свое место займет царь.
Я невольно прислушался.
— Нет на земле нашей покоя, — посетовал седовласый, в кумачовой папахе, боярин с бородой по пояс. — И где ей видеть мир, коли нет почтения к былому? В прежние-то времена посмела бы нечисть бледнолицая к царевой дочери свататься?
— Так силен же Кощей, страх как силен, — возразил другой, с хитрыми, непрестанно бегающими поросячьими глазками и нервно подергивющимися руками. Не иначе казначей.
— Мы тоже не из навоза слеплены, — вступил в полемику моложавый боярин. — Есть сила в руках и отвага в сердцах.
— Не много проку от отваги, коли врага вдесятеро.
— А по мне, так гнать надо взашей Кощея с пугалом его да сватами.
— Легко сказать, да кто может сладить с Чудом-Юдом шестиглавым? Он же пламенем дышит и камень в песок разжевывает. А ручищи?
— Да, страшон…
— Боязно супротив выступать, а царевна Алена обвыкнется в хоромах Кощеевых, смотришь, и крутить им начнет. Вот нам и выгода.
— Так не люб он ей… Ох как не люб, — сверкая чистыми глазами, воскликнул молодец боярского роду.
— Люб — не люб… Главное — недостатку ни в чем не будет знать. А то, что лицом уродлив да телом чахл, так свыкнется. Такова женская доля… Сама, поди, тоже не больно сдобная девка. Кто больно на ее худобу-то позарится…
— Ты мене царевну не забижай, а то вдарю, — погрозил кулаком самый грозный на вид боярин. Косая сажень в плечах, пудовые кулаки — он выделялся среди остальных, как медведь средь ежиков.
— А что я? Я говорю, что коли породниться с царством тридесятым, так и связи торговые наладить можно. Злато и каменья, опять-таки, там дешевле.
— За честь, не за живот радеть потребно, — возмутился молодец, чьи речи начали вызывать у меня симпатию.
Что-то гркжнуло, бояре замолчали, и к столам вышел посольский эскорт с Чудом-Юдом во главе.
Они высокомерно прошествовали к столу и уселись.
Бояре возмущенно зароптали, не решаясь все же вслух выразить неудовольствие поведением гостей.
Чудо-Юдо взял кувшин вина и опрокинул в одну из своих пастей, в то время пока остальные пять голов внимательно изучали обстановку.
Наконец его взгляд упал на меня. Я ответил ухмылкой и двинулся к нему.
От одного вида усеянной острыми зубами пасти меня бросило в холод. Но я одолел страх и почувствовал небывалый подъем от собственного безрассудства.
Ко мне повернулась вторая голова.
Еще шаг.
Третья голова обратила на меня свой взор.
Бояре затаили дыхание, почуяв, как что-то назревает.
Четвертая и пятая головы одновременно клацнули зубами и уставились на меня.
Я сделал еще несколько шагов.
Чудо-Юдо поставил пустой кувшин и, смачно рыгнув, сконцентрировал на мне все свое внимание.
— Так вот ты какой, Чудо-Юдо…
— Страшно? — ухмыльнулась вторая справа голова.
— Да нет, любопытно. Давно в зоопарк не ходил.
— Ну смотри, человечек. Любуйся. Мало кто жив остался, встретившись со мною на поле брани.
— А трио свое ты куда дел? Аль сбежала псина, конь ускакал, а ворон улетел?
Как видите, и мне в детстве на ночь сказки читали…
— Ворон в клетке золоченой, конь в стойле, а черный пес на цепи.
— Как же ты в путь без них отправился? Некому будет под тобой споткнуться, некому на плече встрепенуться и позади ощетиниться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113