Лила была самой краси-
вой девушкой из всех, кого я знал, не важно, что знал я только ее. Я
явственно ощутил под ладонями ее грудь, словно мы опять обнимаемся в во-
де, у скалы, и мои руки скользят под ее купальник. Я быстро открыл гла-
за, чтобы прогнать это видение. Кормящая мать была хрупкой блондинкой,
примерно такой должна быть Клементина, рядом сидел ее муж, араб. Он
улыбнулся мне - наверно, решил, что у нас с ним есть что-то общее: мой
Жан-Пьер Шнейдер такой же белокурый, как его красотка.
- У вас есть дети, господин атташе?
Он дернул плечом. По выражению его глаз и выпяченной губе я понял,
что вид младенца смущает его так же, как меня. Он достал сигарету, сос-
редоточенно оглядел ее и яростно затолкал назад в пачку. После чего рез-
ко повернулся ко мне и взорвался:
- Они что думали, я закачу скандал, буду мешать им встречаться? Толь-
ко не говорите, что они испугались! А я поступил просто: как только она
сказала, что у нее кто-то есть, взял и ушел из дому! Собрал чемодан,
взял свои бумаги и уехал в гостиницу. Вот и все! Что еще я мог сделать?
- Не знаю, - сокрушенно отозвался я.
- Ну да, я должен был бороться, ответить ударом на удар, нанять сыщи-
ка, вооружиться компрометирующими фотографиями, первым подать на развод,
швырнуть Лупиаку в лицо заявление об уходе? Так?
Я ответил, что в жизни бывает всяко: иногда не успеваешь сообразить,
что надо сделать, и потом есть ведь гордость.
- Лупиак - это ее любовник. Замдиректора пресс-службы министерства.
Это он отослал меня в командировку, чтобы быть спокойным. Видите, я вам
все рассказал.
Я поблагодарил за доверие. Странно, до чего мы были похожи и в одина-
ковом положении, с той только разницей, что он думал, будто мы направля-
емся в какое-то определенное место.
- Меня все это бесит, - тоскливо закончил он. - Ну, ладно.
Он снова взял досье, на котором значилось мое имя, задом наперед, как
в школе: Кемаль Азиз. И тут же мучительные воспоминания о теле Лилы вы-
теснились другими: я вспомнил школьные запахи - чернил, тетрадных обло-
жек, - которые когда-то так любил. Атташе с наигранной бодростью - так,
чтобы забыть о неприятностях, включают футбол по телевизору - произнес:
- Займемся-ка твоими делами, Азиз.
Он выговаривал мое имя непривычно коротко, сухо, отрывисто. Цыгане
произносили его нараспев: "Ази-и-из". Марсель остался далеко позади. Ин-
тересно, как долго продержится у меня акцент?
- Извини, что пристал к тебе со своим нытьем.
- Не за что извиняться, - сказал я, - наоборот.
Мне было бы куда интереснее слушать его и воображать эту привыкшую к
роскоши женщину, Клементину, теперь я видел ее совсем светлой, с корот-
кой стрижкой - полная противоположность Лиле. Но представить себе весь
их антураж я не мог - не хватало материала.
- А где вы живете, господин атташе?
- Можешь говорить мне "ты", как принято у тебя на родине, меня это
нисколько не шокирует.
Зато меня шокировало, что он говорил мне "ты", но я промолчал. В те
полгода, что я проучился в шестом классе, меня называли на "вы", и я с
таким удовольствием вспоминал об этом! Однако очень скоро он снова пере-
шел на "вы", так ему явно было удобнее. Но разрешил мне звать его не
господином атташе, а господином Шнейдером или просто Жан-Пьером. А на
мой вопрос ответил, что жил на бульваре Малерб, то есть там они жили с
женой, но, поскольку квартира принадлежит ей, то он оказался бездомным.
- В какой-то степени мы с вами в одинаковом положении, Азиз.
Тут он смолк, вероятно, обдумывая, в какой именно, я тоже молчал,
чтобы не мешать его размышлениям. От этого человека пахло школой - при-
ятный запах, напоминавший коллеж Эмиль-Оливье, где, что ни говори, моя
жизнь надломилась в первый раз - когда пришлось бросить учебу. Теперь я
как будто возвращался после каникул, длинных-длинных, в целых шесть лет.
Так прошла минута-другая. Потом он снова раскрыл мое досье, чтобы оз-
накомиться со всеми данными; непонятно, зачем оно ему было нужно, раз я
сам, живьем, сидел с ним рядом. Он вздохнул:
- Да, но, оставляя в стороне мои личные проблемы и некоторые, так
сказать, аналогии... я не одобряю подобных методов. То есть я не спорю,
любая гуманитарная миссия достойна уважения, и я готов отнестись к ней
серьезно, но эта поспешность... Во-первых, я долгое время занимался иск-
лючительно проблемой распространения французского языка и культуры во
Вьетнаме, по заданию литературно-издательского отдела, - а потом еще
удивляются, почему у нас, не примите на свой счет, постоянные провалы во
внешней политике. Во-вторых, я переживаю душевный кризис, меня нельзя
было никуда посылать, кроме того, безотносительно к моему состоянию -
еще раз прошу прощения за то, что докучаю вам, - так вот, я все равно не
могу устроить вас за два дня; если бы даже не вмешался Лупиак, вы же ви-
дите: все делается с бухты-барахты; всем командует пресса - ну, о вас я
не говорю... Но мне даже не дали времени приготовиться. А я совсем не
знаю Марокко.
Как, и он тоже? Хорошенькое начало.
- У вас есть фотография? - спросил я.
- Какая фотография?
- Фото госпожи Шнейдер. А я вам покажу карточку Лилы. Это моя невес-
та, она меня бросила.
Он вздернул бровь над очками, поколебался, но все-таки достал из бу-
мажника маленькую, как для паспорта, фотографию, которая была засунута
между кредитных карточек, и протянул мне ее, неохотно, как брезгливый
человек дает попить из своей бутылки. Я взглянул и неприятно поразился,
но не выдавать же разочарование:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26