– повторил вопрос хозяин. – Я Тараса не спрашиваю, он пьет все, кроме керосина.
– Если пить, так лучше коньяк.
– Отлично. – Хозяин вышел.
Через минуту вошла женщина, молча поставила на полированный столик две бутылки коньяка, объемистые рюмки, закуску и так же молча вышла. Вернулся хозяин. Он с деланной веселостью потер руки и наполнил рюмки. Сердюку почему-то показалось, что их здесь ждали и все приготовили заранее, но он постарался отогнать от себя это подозрение.
Выпили по одной за встречу. Коньяк оказался отличным.
– Вы из каких краев, Владимир Терентьевич? – поинтересовался хозяин.
– Родился в Полтаве, а учился в Харькове.
– Оказывается, мы с вами действительно земляки, я ведь тоже из Полтавы.
– И давно живете здесь? – спросил Сердюк.
– Давно, очень давно, еще до войны добрался я сюда, натерпелся же на первых порах… Впрочем, к черту воспоминания, лучше давайте выпьем. – Юрий Васильевич опять наполнил рюмки.
– Судя по этому дому, ваши неприятности остались позади. Скажите, если не секрет, чем занимаетесь здесь? – Сердюк начинал понимать, что приезжать сюда не следовало.
– Откровенно?
– Разумеется.
– Для жизни у меня здесь довольно доходное патентное бюро, а по зову сердца занимаюсь делами своей родины. – Хозяин опять наполнил рюмки.
Сердюк отодвинул свою.
– Извините, но я больше пить не буду.
– Боитесь опьянеть? Впрочем, дело ваше. А мы с Тарасом выпьем еще. Имейте в виду: у нас не принято неволить. – Малайдах чокнулся с Тарасом Ивановичем и после небольшой паузы продолжал: – У вас нет потребности заливать горе.
– А у вас есть такая потребность? – поспешил спросить Сердюк.
– Еще бы! Тарас, как ты думаешь, раскрывать душу перед нашим молодым земляком? – нагнулся хозяин к Тарасу Ивановичу.
– Почему бы и нет, – кивнул тот головой.
– Так вот, дорогой мой юный друг, там, на Полтавщине, осталась моя семья, жена и двое детей. Мальчику пошел шестнадцатый год, а девочке двенадцатый. Они выросли без меня, понимаете. И я не могу ехать к ним, а они ко мне.
– Видимо, вы что-то натворили, раз вас не пускают домой, – сказал Сердюк.
– Смотря что вкладывать в слово «натворили». Избегая ареста, я нелегально перешел государственную границу. Что же мне оставалось, по-вашему, делать: сгнить без вины в лагере или спастись бегством? – Малайдах налил себе коньяку и выпил залпом. – Хочу оказать Советской власти большую услугу в надежде, что в таком случае они простят мою вину и разрешат жене с детьми приехать сюда ко мне. И в этом буду просить вашего содействия.
– Моего содействия? – удивился Сердюк. – Что вы! Я всего-навсего техник-меховщик. Подумайте сами, чем я могу быть вам полезным?
– При желании очень даже можете быть, – не отставал Малайдах.
– Чем? – громко, почти криком спросил Сердюк.
– Вы не горячитесь и сперва выслушайте мое предложение. Я говорил вам, что владею патентным бюро. Через мои руки проходит множество изобретений, стоящих и нестоящих, в том числе секретного характера. В настоящее время я располагаю снимками американского сверхзвукового истребителя. – С этими словами Малайдах поднялся, открыл в стене потайной шкаф, извлек оттуда кожаный портфель и разложил перед Сердюком содержимое портфеля – какие-то снимки самолета. – Я дам вам чертежи и пятнадцать снимков, а один, последний, шестнадцатый, ключевой, оставлю себе. Возьмите эти чертежи и снимки с собой и покажите их людям, власть имущим. Пусть они разрешат жене с детьми приехать сюда, и я отдам последний снимок. Ваши авиационные специалисты сразу поймут, что дело стоящее. Ну, как, договоримся?
– Не знаю.
– По-моему, вам стоит принять предложение Юрия Васильевича, – вмешался Терещенко, – ведь вам тоже будет почет. Зачем же отказываться от своего счастья, когда оно само лезет в руки?
Сердюк напряженно думал. Может быть, дело действительно стоящее. Чертежи американского новейшего истребителя не шутка. Этот, по зову сердца пекущийся за родину, несомненный враг. Однако ради детей он может пойти на то, чтобы передать ненавистной ему Советской власти американские секреты… А если это все тонко задуманная провокация?
– Я с собой ничего брать не буду, но ваше предложение завтра же передам нашим властям в Берлине, и, если они заинтересуются им, Тарас Иванович приедет за чертежами, – наконец сказал он.
– Нет, так не годится. В такого рода делах на слово не поверят. Нужно иметь в руках веские доказательства. Возьмите портфель, – настаивал хозяин.
– Нет, не возьму, – решительно отказался Сердюк.
– Нет так нет, дело ваше, – с досадой в голосе сказал Малайдах. – Я же говорил, не в моих правилах неволить людей.
Тем временем Терещенко поглядывал на часы.
– Нам действительно пора, – сказала он. – Еще по рюмочке, и в путь-дорогу.
Спускаясь по лестнице, Сердюк тщательно проверил содержимое карманов пальто. Все в порядке.
Выйдя на улицу, Владимир Терентьевич облегченно вздохнул. Через несколько часов он будет у себя в номере, и упаси бог еще раз пуститься в такое необдуманное путешествие. И вообще нужно выбраться отсюда как можно скорей. Недаром ведь говорится, что в гостях хорошо, а дома лучше. Хватит с него сегодняшнего вечера. Сидел, словно на раскаленной сковородке, и жарился. Интересно, как теперь поведет себя Терещенко. Неужели он воображает, что я ничего не понял?
Они сели в машину и поехали по безлюдным улицам Западного Берлина с большой скоростью, благо дорогу им освещали не только фонари на высоких столбах, но еще и световые рекламы. Но стоило им выехать на окраину, как сразу стало темно. Небо тоже затянуло низкими облаками, моросил мелкий дождик.
1 2 3 4 5 6 7 8