— Ты должна удовлетворять мои желания. Мои прихоти. Я же сказал: поговори со мной.— О чем?— Ну хотя бы о Вилли Гарвине. О том, какой он был в постели.— Я не могу… Не помню… — Она прикрыла глаза.— Какая жалость. Тогда расскажи, как тебе понравилось, когда его выбросили из самолета. Это-то ты не забыла, правда? Как ты тогда завизжала!— Я испугалась.— Из-за него?— Нет, нет, — поспешно воскликнула она, надеясь, что Голоса услышат это и поверят в ее ложь. — Я испугалась, что он может спастись, а потом сведет со мной счеты.Вот уже четыре дня как «дакота» совершила посадку на аэродроме в Кигали, в пятидесяти километрах к северу от Бонаккорда. Первые две ночи Голоса не давали ей покоя. Они распознали ее проступок, понимали, как она была потрясена смертью Врага. Когда она увидела, как он полетел вниз, на верную смерть, она закричала не только из страха за него. Она закричала от ужаса, закричала в знак протеста. Голоса строго наказали ее за это, их холодные упреки раздавались в ее голове всю ночь, и ей казалось: еще немного, и она не выдержит и рехнется.Но последние две ночи они оставили ее в покое. Похоже, наказание закончилось. Ей не хотелось думать о Вилли Гарвине. Лиза боялась, что тем самым она может снова навлечь на себя гнев Голосов.— Падающее тело, — говорил Адриан Шанс, лаская ее тело, — двигается с ускорением тридцать два фута в секунду. Стало быть, падая с высоты полторы тысячи футов, оно достигает скорости в сто двадцать миль в час. Я не мастер считать в уме, но все же если он покинул самолет на высоте три тысячи футов, то затратил на путешествие к земле секунд двадцать и пробил в ней хорошую дыру или отскочил, как мячик. Интересно, о чем он думал во время полета.Лизу начали сотрясать сухие, беззвучные рыдания. Шанс понял, что и на сей раз она вовсе не притворяется, и ликование заставило его кровь веселей побежать по венам и артериям. Когда Лиза наконец успокоилась, Шанс спросил:— А что ты думаешь о Модести Блейз?— Не знаю, — еле слышно прошелестела Лиза. — Она ничего не говорит, ничего не делает.— Верно, — кивнул Шанс. — Но Брунель убежден, что она суперженщина, которую можно отлично использовать.— Наверное, так… Он ведь никогда не ошибается, — сказала Лиза и задохнулась от резкой боли. — Извини, Адриан я сказала что-то не так?Он не сразу ответил, потому что сражался с нахлынувшей на него дикой яростью. Он ненавидел Модести Блейз так, как не ненавидел никого и ничего за всю свою жизнь. Мысль о том, что Брунель твердо вознамерился сделать ее своей помощницей, была для него хуже яда, ибо он отлично понимал, что она не станет второй Лизой Брунель, послушной игрушкой в руках хозяев. Если операция по промыванию мозгов пройдет, как задумал Брунель, то Модести Блейз окажется равной ему и Джако. Ему показалось, что на него брызнули серной кислотой. Он теперь ненавидел и Брунеля, ненавидел так, что его покрыл холодный пот.Он глубоко вздохнул и обратился к Лизе:— Ты слушаешь? Брунель велел ввести тебя в курс того, что будет дальше.— Я слушаю, Адриан…— Отлично. Модести Блейз будет обедать с нами. С тобой и с Брунелем. Со мной и с Джако. Мы будем вести учтивую беседу. По крайней мере, мы втроем. Джако, как известно, не Оскар Уайльд. Все пойдет очень культурно, как положено. Она, конечно, будет говорить, только когда к ней обращаются. Да и это будет случаться лишь изредка. Она не будет знать, что все это означает, но она не станет задавать вопросов. Понятно?— Да, Адриан.— Когда принесут кофе, в столовую войдут ван Пинаар и Камачо. Молча, без объяснений, они схватят ее, разденут догола, разложат на диване и станут пороть. Ремнем, но без пряжки. — В его голосе зазвучало огорчение. — Брунель говорит, что главное тут не боль, но унижение. Ну, а теперь слушай меня внимательно, красотка, — продолжал он и больно ущипнул ее за ягодицу. — Главное состоит в том, что все мы продолжаем как ни в чем не бывало пить кофе, курить, разговаривать. Так, словно никакой Модести Блейз на диване нет и никто и не думает ее пороть ремнем. Ясно?Он почувствовал, как Лиза повела плечами, прежде чем сказать:— Я не понимаю, зачем все это, но сделаю, как надо. Но что, если она окажет сопротивление? Что, если она не станет покорно сносить порку?Шанс лучезарно улыбнулся.— Этого не будет. Она окажет сопротивление, только если поймет, что мы решили ее убить. Она знает, что где-то в глубинах Бонаккорда спрятан Пеннифезер. И мы сообщили ей, что он умрет медленной и мучительной смертью, если она позволит себе какие-нибудь фокусы. Поэтому она будет терпеть все, в том числе и порку ремнем без пряжки… Она связана по рукам и ногам. Понятно?— Да, Адриан, мне все понятно.— Вот и отлично. Хватит разговоров. Теперь иди-ка сюда…
Когда он оставил Лизу, она обессиленно раскинулась на кровати, мускулы ломило от тех упражнений, которые она совершала, подчиняясь прихоти Адриана. Кроме того, в правом боку стала разгораться новая боль… Лизе показалось, что у нее поднялась температура. Может, боль утихнет, как это случалось раньше. Может, она усилится. Ей было все равно. Она решила не жаловаться Брунелю, если боль разрастется. Если ей суждено помереть, то чем скорее, тем лучше. По крайней мере, она обретет свободу.Вилли Гарвин был Враг, но за те несколько дней, что они провели вместе, он сделал ее другим человеком. Теперь его не стало, и в глубине души — так, чтобы Голоса не услышали, Лиза оплакивала его. Она горевала и ненавидела себя, потому что именно она заманила его в ловушку, которая и стоила ему жизни. Внезапно к горлу подступила тошнота, и Лиза вскочила и опрометью бросилась в ванную.
Модести Блейз проснулась на рассвете в маленькой спальне на верхнем этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94