Рано утром пришел за капроновой сетью Щелкунов с матросом. Он собрал со стола сеть, а матрос у порога разжег охапку принесенного с собой можжевельника. Густой и почему-то навевающий грусть дымок потянул в дом. Щелкунов держал над костром сети, шепча и приговаривая.— Дурак ты, Щелкунов! — беззлобно бросил ему Вергун, собираясь в море.— А вот поглядим, дурак или поумнее вас будет! — огрызнулся Щелкунов.Поймав на себе осуждающий взгляд Глафиры, Вергун, оправдываясь, сказал:— Видишь, Глаша, в народной примете смысл есть — поморы сеть дымом курили — из белой нитки она была вязана, — чтобы рыба ее не видела. Эта сеть крашеная. Выходит, глупость одна…— Обычай не рокан Рокан — куртка из непромокаемой (прсоли-фенной) ткани, надеваемая поверх одежды на морских промыслах

— с плеч не скинешь, — мягко, но с укоризной сказала она.Щелкунов с матросом унесли сеть.Вергун остановился у двери.Глафира собрала подорожники, завернула в газету, перевязала бечевкой и, положив на край стола, протянула ему руку.Они простились. Вергун взял со стола сверток со снедью, вышел из дома и, не оглядываясь, стал спускаться к бухте. Он знал — все равно Глаша в окно не выглянет, на порог не выйдет, на пирс, как другие, провожать не придет. Гордая. Все они, койдииские, такие. Это о них говорят:«Если в Койде хлеба не будет, рыбы не будет, соли не будет — Койда на одной славе проживет!»Вот какой народ койдинский! «БЕНОНИ» Остап Максимович проснулся рано. Поставив на электроплитку чайник, он открыл форточку и, по привычке, приобретенной еще в военном училище, взялся за гантели. Как бы он ни устал, когда бы он ни лег накануне, десять минут зарядки каждое утро стали для него такой же привычкой, потребностью утреннего туалета, как душ или бритье. Брился он каждый день, сначала потому, что этой элементарной опрятности требовало от него высокое звание офицера, а теперь еще и потому, что борода стала седой и хотелось скрыть это не только от окружающих, но и от самого себя.Бреясь, он рассматривал свое лицо в зеркале. Когда-то у Остапа Максимовича были красивые лучистые глаза, теперь они поблекли и как-то выцвели, время вытравило их молодой блеск. Волосы, хотя и не утратили своего былого цвета, поредели.— Да, — вздохнул Остап Максимович, — время идет.Стоя у окна, он любовался открывающейся перед ним панорамой. Этот город и порт росли вместе с ним, на его глазах.В форточку врывались звуки тифонов, гудки буксиров, сирены катеров, пыхтение паровых кранов, урчание лебедок.Ему был виден весь порт — сотни судов тралового флота, сейнеров, рефрижераторов, больших, с белыми надстройками нарядных пассажирских теплоходов, сухогрузных «коммерсантов», «иностранцев» — датчан, норвежцев и шведов, — они грузились апатитом.Большая туча, гонимая северо-восточным ветром, быстро закрывала часть горизонта. Ветер нес мелкий, жесткий, точно пшенная крупа, снег. Южнее небо было светлым, и яркая радуга вставала где-то там, за сопками противоположного берега, и уходила ввысь, в синеву.По улице строем с песней шла в столовую рота курсантов-пограничников.Остап Максимович направился в кухню и налил себе стакан крепкого чая.В отряд полковник пришел, как всегда, один из первых. Еще внизу, возле витрины с призовыми кубками, дежурный по части отдал рапорт. На площадке третьего этажа пограничник, стоящий на посту возле знамени, приветствовал его «„а караул“.Остап Максимович вошел в кабинет и вызвал к себе оперативного дежурного.Доложив об изменениях оперативной обстановки за ночь, дежурный добавил:— Только что, товарищ полковник, поступило донесение.Полковник взял радиограмму и, отпустив дежурного, прочел:«В квадрате 35-41 обнаружено норвежское судно „Хьекке Уле“, идущее курсом зюйд-ост. Параллельным курсом в четырех кабельтовых мористее мотобот без флага „Бенони“.Остап Максимович встал, вышел из-за стола, снял с полки норвежско-русский словарь и нашел нужное слово:«Хьекке» — красавец. «Уле» — имя собственное. Стало быть, «Красавец Уле». Что касается «Бенони», то, если не изменяет память, это герой одноименного романа Кнута Гамсуна.Потянув за шнурок, полковник открыл висящую на стене позади кресла большую карту Кольского полуострова, подставил стремянку и поднялся на ступеньку.День начался как обычно, размеренно и спокойно, но спокойствие уже покинуло полковника. Он спустился со стремянки, достал из сейфа несколько бумаг, положил их в папку вместе с последним донесением, снял трубку телефона и набрал номер.Абонент не отвечал. Полковник перелистал записную книжку и позвонил снова. На этот раз ему ответили.— Сергей Владимирович, срочный вопрос…— Кто это? — спросил, видимо, поднятый со сна Раздольный.— Крамаренко.— А, Остап Максимович! — Голос звучал мягче. — Носит тебя в такую рань! Я только час назад вернулся из области… — После небольшой паузы он добавил: — Через пятнадцать минут буду в управлении… Приезжай, — закончил он и повесил трубку.Почти одновременно оба они подъехали к управлению.Снимая шинель у себя в кабинете, Раздольный спросил:— Что стряслось?— Несколько фактов, Сергей Владимирович, заставляют насторожиться. Две недели назад сторожевой корабль «Гроза» в районе Варангер-фьорда, северо-западнее островов Айновских, задержал норвежский мотобот «Сэль». По-норвежски «Сэль», кажется, «морской зверь». На этой ветхой посудине, построенной в двенадцатом году, водоизмещением в двадцать восемь тонн, стоял мотор с запальным шаром типа «Болиндер». Хозяин, Альдор Иенсен, старый рыбак, гол как сокол, ему тельняшку купить не на что. В море он ходит с двумя сыновьями, такими же тощими и нищими, как их отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41