В этот вечер, когда мрачная тюрьма уже в течение нескольких часов была окутана могильной тишиной, в камеру Кельберга вошли четверо вооруженных милиционеров в сапогах и касках, чтобы отвести его в приемную, расположенную посередине главного коридора подразделения. В плохо освещенной, с голыми стенами и без какой бы то ни было мебели комнате Кельберга ждали четверо людей в гражданской одежде и с каменными лицами.
Только один из них представился:
— Полковник Назести, из военной безопасности.
Это был невысокий, сухой, с грубым лицом, темными глазами и белыми прядями в волосах человек лет за пятьдесят.
— Наш разговор будет коротким, Людвиг Кельберг, — заявил он монотонным голосом. — Вы арестованы с поличным и обвиняетесь в шпионаже. Ваше дело будет рассмотрено военным трибуналом сразу после окончания следствия. Вы имеете право на адвоката, но процесс будет закрытым. Надеюсь, вы полностью признаете свою вину?
— Нет, — твердо ответил Кельберг, — я не принимаю этого обвинения.
— Вы не принимаете этого обвинения?
— Я не шпион.
Румынский офицер недоверчиво приподнял брови.
— Вы хотите сказать, что отрицаете очевидное? — насмешливо спросил он. — Мы нашли у вас документы, переданные вам Яношем Мареску, а в кармане Мареску мы обнаружили деньги, полученные от вас как вознаграждение за предательство... Бессмысленно отрицать доказательства, неопровержимо устанавливающие вашу вину. Поверьте мне, любой военный трибунал признает вас виновным и вынесет вам смертный приговор, Людвиг Кельберг!
Глава 7
Ни один мускул не дрогнул на твердом лице Кельберга. Румынский полковник, пристально глядя на заключенного, произнес:
— Вы отдаете себе отчет во всей серьезности вашего положения? Вы провели неделю наедине с собой, и у вас было время обо всем подумать.
Кельберг кашлянул в руку, чтобы прочистить горло.
— Дружба, связывающая меня с господином Мареску, не имеет ничего общего со шпионажем, — заверил он абсолютно спокойным тоном. — Учитывая род деятельности, которую я имею честь выполнять в вашей стране, я всегда полагал, что поиски некоторой дополнительной информации экономического или промышленного характера входят в мои обязанности. С тех пор как Румыния пытается бороться с негибким центральным планированием, осмелюсь сказать, что я оказал вашей стране большие услуги в этой области и надеюсь, что вы с этим согласитесь. Если сегодня Румынии удалось достигнуть определенного роста промышленной экспансии, то есть самого высокого уровня среди всех стран Восточной Европы, то она этим отчасти обязана и мне. Всякий разбирающийся в данном вопросе специалист подтвердит вам это.
По лицу румына скользнула желчная усмешка:
— Апломба вам не занимать. Вы полагаете, что ваша официальная деятельность, которую вы используете как прикрытие, — оправдание? В действительности это только отягчает вашу вину, если это возможно. Вы злоупотребили доверием и гостеприимством, предоставленным вам Румынией. Здесь речь идет не о вашей деятельности в рамках германо-румынской комиссии, и вы это прекрасно знаете. Речь идет о вашей подпольной деятельности, нелегальной.
— Ни один трибунал не признает моей вины, полковник, — спокойно возразил Кельберг, выдержав пронизывающий взгляд собеседника. — И по многим причинам, главная из которых бросается в глаза: никто не поверит, что, сотрудничая с Румынией в целях обеспечения развития румынской промышленности, я славлю под угрозу безопасность вашей страны.
— Похоже, что вы считаете нас глупцами, — прохрипел полковник. — Вы прикрываетесь вашей официальной деятельностью и хотите, чтобы мы считали вас честным чиновником. Но факты налицо, и они против вас. Трибунал будет иметь перед глазами сведения, переданные вам Мареску. А речь идет об информации, имеющей первостепенное стратегическое значение.
— Вовсе нет, — дерзко отклонил Кельберг. — Информация, которую я пытаюсь собирать с профессиональной целью, не представляет никакого интереса в военном плане. Я признаю, что мои методы не совсем корректны, но я позволю себе напомнить вам, что они таковы повсюду. Современная документация базируется на цифрах и статистике... А шпионаж — это нечто другое, по крайней мере я так всегда считал.
В этот момент в разговор вмешался гражданский — примерно одних лет с полковником Назести, но выше ростом, плотнее. У него было широкое лицо, его еще черные и жесткие волосы спадали на низкий лоб, серо-зеленые глаза, глубоко посаженные под густыми бровями, выдавали властный, импульсивный, энергичный и грубый темперамент.
Не представившись, он заявил:
— Не разыгрывайте из себя невинного, герр Кельберг. Старая песня! Оставьте ваши иллюзии и прекратите блефовать. Не забывайте, что мы поймали вас с поличным.
Он помолчал, затем продолжал более агрессивным тоном:
— Я прекрасно понимаю вашу систему защиты. Чтобы выпутаться, у вас теперь ничего нет, кроме вашего красноречия и диалектической ловкости. На вашем месте и в вашем положении я делал бы то же самое. Но мы здесь все профессионалы и люди одной профессии, поэтому не растрачивайте наше время и собственную слюну. Вы попались, и ваше дело дрянь! Единственное, что вам остается, это попытаться сократить убытки... Другими словами, если вы продемонстрируете понимание и желание сотрудничать, это будет принято во внимание.
— Я всегда работал на сотрудничество, — ответил Кельберг, уверенный, что его собеседник с грубым лицом — русский.
— Сейчас мы увидим, совпадает ли ваше понимание сотрудничества с нашим, — сказал человек с густыми бровями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36