Бидж долго молча смотрела на Энди. Молодой человек был загорелым, как на рекламе мужского одеколона, и мускулистым, хотя детский жирок еще был заметен. Глаза его, несмотря на тревогу, смотрели ясно и удивительно, как показалось Бидж, невинно.В памяти Бидж всплыли строки предсмертной записки ее матери: «Бидж, писать это — самое трудное дело, которое только может выпасть матери. Особенно тяжело это делать мне — зная, что может наступить день, когда ты окажешься перед таким же выбором…» Бидж впервые сейчас поняла чувства, которые испытывала ее мать, и перестала горько упрекать ее в душе за то, что та никогда, пока была жива, ничего не говорила ей о семейной болезни.Бидж сделала выразительный жест руками.— Поверь, я не пытаюсь от тебя отделаться. — Она отхлебнула чаю, пытаясь найти подходящие слова, потом сдалась. Заставлять его ждать жестоко, а подготовиться к такому разговору все равно невозможно. — Ладно. Существует такое заболевание: болезнь Хантингтона, или хорея Хантингтона. Тебе приходилось о ней слышать?Энди покачал головой. Его руки, лежавшие на пластиковой столешнице, сжались в кулаки с такой силой, что суставы побелели.— Это болезнь, вызывающая дегенерацию нервной системы, болезнь неизлечимая. Она связана с аутосомами note 2 Note2
Аутосома — неполовая хромосома.

… — Энди смотрел на нее непонимающе, но Бидж продолжала: — Это генетическое нарушение, поражен доминантный ген. В нашей семье заболевает половина родившихся, если, конечно, не оба родителя больны, тогда вероятность еще выше.— В чем это проявляется? — спросил Энди напряженным дрожащим голосом.Бидж снова взмахнула руками, не находя нужных слов. Какой-то частью сознания она отметила, что теперь часто делает этот жест: был период в ее жизни, когда она следила за своими руками, не позволяя им жестикулировать.— Болезнь в чем-то сходна с рассеянным склерозом, в чем-то — с шизофренией. Ты не можешь управлять своими мускулами, как другие люди, твое настроение быстро меняется — от возбуждения к депрессии. На ранних стадиях часто ставят неверный диагноз — шизофрения или раздвоение личности, если не бывает известна история семьи.Энди машинально откусил еще кусок пирожного, хотя казалось, что его вот-вот начнет тошнить.— Что ты имеешь в виду насчет невозможности управлять мускулами? В чем это проявляется?— Человек становится неуклюжим. У него дрожат руки. Ты все роняешь, часто теряешь равновесие… Вот что: тебе нужно посоветоваться с врачом, иначе ты будешь приходить в ужас каждый раз, как что-нибудь уронишь или разобьешь. — Бидж попыталась улыбнуться. — Мы ведь обыкновенные люди и бываем неуклюжи, как и все.— Неуклюжи, как и все, — задумчиво повторил он. — Ко мне это подходит. — Он облизал губы. — А всегда ли… — юноша сглотнул, — это смертельная болезнь? Всегда ли она протекает одинаково?Бидж вспомнила свою мать и родственников по материнской линии.— Всегда. Как только появятся первые симптомы — обычно между тридцатью пятью и сорока пятью годами, — дальше болезнь прогрессирует безжалостно. — Бидж не стала отвлекаться на описание более легкой формы — ювенильной хореи. Если Энди так же страстно заинтересован, как была она сама, он скоро все узнает.Дыхание молодого человека стало быстрым и поверхностным.— Лекарство от нее существует?Бидж почувствовала себя отвратительно эгоистичной.— Пока еще нет. Ведутся эксперименты по лекарственной терапии: она замедляет вырождение клеток мозга. Больше в общем-то ничего.— О'кей. — Но он пристально смотрел на столешницу, и было ясно, что все далеко не о'кей. В соседней кабинке две школьницы громко обсуждали кого-то по имени Трент: девственник он еще или нет? Это был глупый и бессмысленный разговор, живой и веселый — такой чуждый для Энди и Бидж.Наконец он спросил:— Так что я могу сделать?Бидж не обратила внимания на это «я».— Ты можешь пройти тестирование. Это не очень дорого, и после ты будешь знать наверняка. Знать, — откровенно призналась она, — много тяжелее, чем не знать. Я понимаю, тебе кажется, будто это не так, однако можешь мне поверить.— Ты прошла тестирование? — Энди поспешно зажал рот рукой, словно пытаясь загнать вопрос обратно, но было поздно. Его резкое движение заставило чашку с кофе подпрыгнуть, и жидкость расплескалась: темное пятно на листе с генеалогическим древом накрыло половину имен.Бидж промокнула лужу салфеткой.— Я обдумывала это. — Бидж не стала говорить, что наличие у нее хореи Хантингтона подтвердилось, и уж тем более не стала сообщать, что теперь для нее это не имеет значения. — Сначала думаешь, будто знание принесет тебе облегчение, потом вспоминаешь об остальных своих родственниках.Энди закрыл глаза, погрузившись в размышления.— Конечно. Я понял. — Бидж видела, что он и в самом деле понял — немножко. Юноша обхватил себя за плечи, хотя в кафе не было холодно, и тихо пробормотал: — Спасибо.Бидж была поражена.— За что? Я узнала об этом два года назад, и вся моя жизнь тогда развалилась на части. Мне ужасно жаль говорить обо всем этом тебе.Энди устало потер обеими руками лицо, став похожим на старика, огорченного семейной ссорой.— И все-таки так гораздо лучше, чем догадываться о чем-то и ничего не знать достоверно. — Бидж подумала, что такой же жест он будет делать, когда ему исполнится пятьдесят, если, конечно, он сможет дожить до этого возраста. — Самое странное — как обыденно все это воспринимается, даже наш разговор. Можешь ты представить себе что-нибудь такое же странное в своей обычной жизни в реальном мире?Бидж улыбнулась ему.— А я и не живу в реальном мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118