42
– Люди, похожие на вас, пугают меня, – сказала Хайята.
Трэвен успел принять душ, переодеться в чистый тренировочный костюм и принести из кухни две банки пива. Он вошел в гостиную, открыл их и протянул одну женщине. Хайята взяла банку.
– Какие люди?
Хайята удобно устроилась на диване, подобрав под себя ноги.
– Я имею в виду людей, которые думают, что способны ответить на любой вопрос. – Она поднесла к губам банку, сделала глоток и поморщилась.
Трэвен уступил ей диван и сел в кресло. В полумраке гостиной черты ее лица казались еще более мягкими и привлекательными. Он заметил гримасу, пробежавшую по лицу женщины, и спросил:
– Не нравится пиво?
– Нет, ничего. Просто я не привыкла к нему.
– Могу сварить кофе.
– Спасибо, не надо. Я уж лучше выпью пиво. Первый глоток всегда самый противный.
Трэвен осушил одним глотком треть банки, внимательно разглядывая Хайяту. Сейчас она была не на Работе, и он чувствовал, как она пытается скрыть эмоции. Через мгновение Трэвен понял, что среди переполнявших ее эмоций главной был страх.
Вы действительно считаете, что я способен ответить на любой вопрос? – спросил он.
Хайята улыбнулась, и Трэвену понравилась ее улыбка.
– Я не сказала, что считаю вас способным ответить на любой вопрос, – заметила она. – Я сказала, что вы думаете, будто способны ответить на любой вопрос, а это не одно и то же.
– Мне нравится, когда вы так делаете.
– Делаю – что?
– Улыбаетесь. Хайята покраснела.
– Я даже не подозревал, что вы способны на это.
– Вы многого не знаете обо мне, сержант Трэвен. Вот почему плохо считать, что вы можете ответить на любой вопрос. У вас обо мне поверхностное суждение. Полагаете, что я всего лишь еще одна полукровка, пытающаяся выдвинуться за счет столкновения двух культур. Я никогда не была, не являюсь сейчас и не буду проституткой, обслуживающей руководство Нагамучи. Обратите внимание – я называю вещи своими именами, не собираюсь пользоваться эвфемизмом вроде «гейша». – Она сделала жест в сторону лоджии. – Я родилась в Калифорнии и никуда оттуда не выезжала еще четыре года назад. Теперь я переехала в Даллас. Несколько раз ездила на Восток вместе с Йоримасой-сан. Короче говоря, можно сказать, что у меня идеальная жизнь. Ни на что не жалуюсь, мне хорошо платят, я не стремлюсь к недостижимым целям, если не считать нескольких фантазий, которые даже мне кажутся смешными. В течение последних четырех лет
у меня ни в чем не было недостатка. Живу в отличной квартире, находящейся в здании, принадлежащем корпорации Нагамучи, веду тихий и замкнутый образ жизни. С момента приезда в Даллас лишь однажды столкнулась с тяжелым переживанием, сумела забыть о нем и продолжала жить как прежде. – Хайята сделала еще глоток и снова поморщилась. – То есть сумела забыть о случившемся до того момента, пока не появились вы.
Трэвен молча ждал. Он знал, что молчание часто приносит плоды, особенно когда люди начинают рассказывать о себе.
– Эти женщины умерли ужасной смертью, – произнесла Хайята. Она посмотрела на Трэвена бездонными глазами. – Никто не заслуживает такой смерти. Их убили, словно животных.
– Да, – согласился он тихим голосом, опасаясь спугнуть ее, стараясь всего лишь подчеркнуть, что придерживается такой же точки зрения.
– Вам нужно кое-что узнать обо мне. Работа в Нагамучи – это то, к чему я стремилась всю жизнь. Мои родители были бедными, и все-таки мать нашла работу и сумела дать мне образование. Два брата мертвы – один погиб во время столкновения с демонстрацией Ку-Клукс-Клана в Сан-Франциско, другой разбился на машине совсем молодым. У меня есть младший брат. Он работает на стройке. Ему так и не удалось закончить школу, потому что его невеста забеременела и пришлось зарабатывать на жизнь. Мне одной из всей семьи удалось выбиться в люди.
– И в этом вам помогла корпорация Нагамучи.
– Да. Вы ведь понимаете меня, правда? Трэвен кивнул.
– Часть моего душевного равновесия основывается на том, что я могу гордиться своей работой. И я боюсь ее потерять из-за матери. Она очень больна и по-прежнему живет в Патерсоне, где я родилась и выросла, и мысль о том, что я сумела добиться успеха в жизни, делает ее счастливой. Вот почему я боюсь поставить под угрозу счастье матери. – Она отвернулась. – Сейчас я тоже не хочу рисковать, но теперь у меня нет выбора.
Трэвен ждал, сдерживая дыхание. Из глаз Хайяты потекли слезы, и она закрыла лицо рукой.
– Им не следовало сжигать голову той девушки. Они не имели права. – Она посмотрела на Трэвена заплаканными глазами. – С того самого понедельника я все время думаю о том, что это могло случиться со мной и какой удар будет для моей матери, когда она приедет на похороны. Я не могу ни на мгновение забыть о трупе без головы.
Несмотря на то, что у него бешено колотилось сердце, Трэвен старался дышать как можно медленнее. Его не покидали подозрения, он никак не мог поверить интуиции, убеждающей его, что она говорит правду, да и вообще – чем он рискует?
Хайята вытерла ладонью слезы. В полумраке она походила на маленькую девочку.
– Вы действительно считаете, что убийца работает в Нагамучи?
– Да.
– Я тоже.
– Вы знаете, кто он?
– Нет, – покачала головой Хайята. – Впрочем, может быть. Но я не уверена в этом.
Трэвен ждал, сжимая рукой банку.
– Я уже рассказывала вам, что продвигалась в Нагамучи с самого низа?
– Да.
– В течение трех лет я работала в филиале корпорации в Сан-Диего. Почти все служащие там – японцы, родившиеся в Америке. По крайней мере так обстояло дело в то время. Я слышала, что за последние годы у них произошли перемены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123