– Прошу заметить, не я затеял этот спор. Лично мне одинаково противны вы, противен этот пациент и противно здесь находиться. Теллюриум, аурум йод и сангвинария, не смешивая. Физостигма ортика, спигелия, селениум. Что вы мне даете? Я сказал «селениум»? Оговорился. Литиум.
Через какое-то время тот же голос спросил:
– Как его зовут?
– Лорд Чарльз Хьюго Кэмпбелл, – услужливо подсказал палач.
– Милорд Кэмпбелл, как вы себя чувствуете?
– Превосходно, – ответил новый голос. Раздался резкий стук табуретки об пол, шорох и противоречивые возгласы. – Я бы съел чего-нибудь.
– В этой обстановке? – брезгливо удивился исцеливший его. – Она не отбивает у вас аппетит?
– Что это значит? – спросил искаженным голосом доктор Гленворт.
– Это значит, дорогой коллега, что я в таком случае могу провести процедуру асфацелляции тканей, восстановление кровообращения, обычного цикла обмена веществ и работы всех жизненно важных органов, в то время как вы можете констатировать смерть. С чем вас и поздравляю, – отозвался его соперник.
– Слушай, это Змейк! – сказал вдруг Гвидион.
– Где?
– Второй лекарь, не Гленворт, это Змейк. Это его голос.
– Да ты что, не может быть.
Немного погодя из двери вышло трое людей.
– А признайтесь все-таки, – игриво говорил тот, что шел впереди, – как вам это удалось? Может быть, палач небрежно отнесся к своим обязанностям и плохо поработал?..
– Палач поработал превосходно, я лично могу это засвидетельствовать, – брезгливо сказал Тарквиний Змейк, потому что это был он, и он очень мало с тех пор изменился. – Дело не в том, что у вас плохой палач, а в том, что у вас неплохой лекарь.
– Да, должен признать. Что же до палача, то, по-моему, он вовсе не был превосходeн. Откровенно говоря, это отвратительная жестокость, – отозвался его небрежно одетый собеседник. Лицо его, в особенности рядом с правильными чертами лица Змейка, да и Гленворта, могло бы показаться резко непривлекательным, но оно все освещалось внутренним светом: сияющие глаза, казалось, никогда не гасли, отсвет этого блеска ложился на весь его облик; щеки его пылали, и каждый раз, когда он говорил, в голосе его звучала непреодолимая, непоколебимая страсть.
– Но… что теперь делать с Кэмпбеллом? Ведь он все ж таки государственный преступник, враг республики! – сдавленно сказал Гленворт.
– Я понимаю, что вам хотелось бы избавиться от всякого напоминания о том, как вы были посрамлены, – язвительно сказал Змейк. – Один человек тратит уйму времени и сил на сборку сложнейшего механизма, а другой придет и шарахнет по нему кувалдой. А впрочем, делайте, как знаете. Милорд, мне хотелось бы поговорить о моем новом назначении.
– Нет-нет! – воскликнул неопрятно одетый человек с оригинальной внешностью. – Разумеется, не трогать. Вернуть, что было конфисковано, и отпустить. Ведь это было чудо! Это Провидение Божие!
– Да, несомненно, – сказал Змейк. – Давайте скорее покинем это место.
– Слушай! Это Кромвель! – шепотом воскликнул вдруг Гвидион, тыча Ллевелиса в бок.
– Да? – ужаснулся Ллевелис.
– По поводу должности вашего личного врача, милорд, – продолжал Змейк. – Хотелось бы увидеть вашу подпись на указе.
– Вообще я собираюсь ревизовать тюрьмы, потому что там слишком много жестокостей и злоупотреблений, – перебил его Кромвель. – Сама мысль о каком-либо акте насилия для нас нестерпима. Видит Бог, это во сто крат хуже, чем любое сражение, в котором мы когда-либо участвовали. Сейчас у нас слушание в парламенте, – да, и я намерен взять там слово и предложить беспрецедентный акт милосердия… О, я заставлю их меня выслушать… Сегодня сам Господь моими устами… Убирайтесь, Гленворт. Вы нам больше не нужны, – он сделал нетерпеливое движение локтем, и неудачливый врач Гленворт испарился. – Я вручаю вам свое шаткое здоровье, Тарквиний, а вместе с тем и судьбу страны, ибо вы сознаете, что без меня Англия немедля будет ввергнута в пучину бедствий. Отныне мой личный врач вы, и только вы. Обещаю слушать вас беспрекословно и пить все, все, буквально все, что вы пропишете. А впрочем, – топнул ногой Кромвель, – послушайте! Зачем мне врач? Мы зря только тратим деньги, столь нужные нашей бедной республике, на жалованье разным там врачам, звездочетам, дармоедам!.. Мой отец – в смысле, Отец Небесный, – сказал бы мне: очистись духовно – и очищение телесное не замедлит; разгони всю эту свору прихлебателей и шарлатанов, ибо, как говорит Павел в послании к галатам…
– Боюсь, что я вам совершенно необходим, – заметил Змейк.
– Ах, вот как! А я в этом сомневаюсь! – капризно заявил Кромвель, и глаза его засияли как звезды.
– Прекрасно. В таком случае давайте рассмотрим последовательно и трезво обычное ваше поведение, – сурово сказал Змейк.
– Ах, я сейчас в таком блаженном настроении, – ну, зачем вы снова начинаете!.. – простонал Кромвель.
– Итак, вчера, – неумолимо продолжал Змейк. – С утра в беседе с Лавкрофтом и Айртоном вы поначалу очень серьезно и нудно перечисляли все ситуации, в которых вы выступали как орудие Божие, потом внезапно посреди этой самой обычной, в общем-то, беседы запели религиозный гимн – очень длинный, замечу вскользь, – а затем как ни в чем не бывало вернулись к фамильярному светскому разговору. Ответьте мне положа руку на сердце: это, на ваш взгляд, нормально, Оливер?
– Я совершенно откровенно могу сказать перед Господом, – серьезно отвечал его поразительный собеседник, – что я безошибочно знаю и чувствую те минуты истории, когда мной движет Провидение. Да вам и самому следует это знать: ведь там, в Ирландии, где мы с вами познакомились, я уж конечно выступал как орудие Божие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137