Вы должны возвратиться к Христу и уверовать в него. Ибо он есть добро и, отвергая его, вы впускаете в свою душу зло. Вы должны снова уверовать в Господа нашего. Открыть ему свое сердце. Отринуть подозрения и самообман. Открыто принимать любовь своих любимых и видеть в любви лишь любовь, очистив ее от подозрений. И вернуться в лоно церкви Христовой.
Вы сказали, что-то заставило вас прийти сюда. Пути Господни неисповедимы, нам не дано их уразуметь — вот почему должны мы иметь веру, верить, что Бог наставит нас на путь истинный. Лишь когда вы искорените грех, воспримете Христа в сердце свое и уверуете вновь, исчезнут страхи и ужасы, и улетучатся сомнения. Забудьте о прошлом и уверуйте. И Он дарует вам силы бороться со злом, окружающим вас.
Чтобы направить вас на этот путь, я хочу, чтобы вы ежедневно читали молитвы, перебирая четки, начали снова посещать Храм Божий, приняли участие и уверовали в Господа. Как только вы почувствуете страх или сомнение, не колеблясь, идите ко мне.
Теперь я отпущу вам грехи ваши и дарую вам прощение.
Элисон склонила голову и начала читать молитву. Священник сидел, прижавшись спиной к стене. В темноте виднелись его густые волосы и брови. На лбу его выступили капельки пота. Он вытер лоб веснушчатой рукой в колечках седых волос.
— Это невозможно! — вскричал Майкл. Редактор сел и, поправив очки, потер переносицу.
— Возможно ли, невозможно ли, — начал он, — но такого объявления никто не помещал. И никто за него не платил. — Он протянул Майклу газету. — Как видите, ничего подобного тут нет.
Элисон вышла из ворот старой церкви, еще раз взглянула на надпись над входом и скрылась в темноте.
Двадцать минут спустя она открыла дверь квартиры Майкла, сняла пальто, повесила его в шкаф и прошла в гостиную.
Майкл сидел за письменным столом с бледным, окаменевшим лицом, подперев подбородок руками.
Элисон кашлянула, положила сумочку на кофейный столик и присела на диван.
В комнате царила тишина. Он был погружен в свои мысли, она — настороженно внимательна.
Майкл поднял глаза.
— Привет, — сказал он безо всякой интонации в голосе, сидя неподвижно, в странном оцепенении.
— Привет-привет, — ответила Элисон. Он взглянул на часы.
— Прошло два часа. Она кивнула.
— Я прошу прощения.
— Я волновался. — В голосе его зазвенело напряжение.
— Да, я вижу.
— Неужели?
— Я не слепая, Майкл, и не сумасшедшая, как ты думаешь.
— Я никогда этого не говорил.
— Можем поспорить на эту Тему.
Он отвел глаза и, глядя на льющийся сквозь незашторенное окно лунный свет, спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Получше.
— Голова болит?
— Прошла.
— А тошнота?
— Тоже прошла.
— Хорошо.
Их бесстрастные голоса вторили друг другу, словно каждый ожидал, когда Другой не выдержит и сорвется.
— Тебе не стоило убегать. Ты была в таком состоянии. Мало ли что могло случиться.
— Такова, значит, моя судьба.
— Ты поступила неразумно.
— Не я первая начала, не так ли? Майкл неохотно пробурчал:
— Так.
Эдисон сняла туфли и зашвырнула их в угол.
— Можно попить воды?
— Зачем ты спрашиваешь?
Она встала, пошла на кухню и быстро возвратилась со стаканом в руке.
— И куда ты направилась?
— Каталась на такси.
— Два часа?
— Нет, я зашла в церковь.
Он нахмурился.
— За каким, интересно…
— Помолиться. Если когда-нибудь в своей жизни я действительно нуждалась в молитве, так это сейчас.
— Ты уверена?
— Да. Я исповедалась, и священник, отпустил мне грехи. Голова прошла и меня больше не тошнит. Сначала была комната отца, потом распятие, и вот теперь это. Словно я возвращаюсь к себе. Словно все эти годы я была кем-то другим.
— Ерунда.
— Слово «ерунда» часто заменяет слово «я не понимаю».
— Кто же любил меня в таком случае? Царица Савская?
— Вполне возможно.
— Элисон! — Голос его звучал сурово, словно он вот-вот набросится на нее. Он замолчал, подумал и снова опустился в кресло. Посидел молча и прошептал:
— Ты же знаешь, как много ты для меня значишь. Она кивнула и отвернулась.
— Пока тебя не было, — я размышлял, — сказал он.
— Я тоже.
— О том доме?
— Нет, о тебе.
— Интересно? — спросил Майкл.
— Да, — сказала она:
Он перегнулся через стол.
— У меня тоже возникли кое-какие интересные мысли. Может, я был не прав. И все, что случилось, тебе вовсе не померещилось.
Элисон снова обернулась к нему, удивившись, что он, наконец, допустил такую возможность. Но все равно подозрение с него не снято. Восковая фигура миссис Кларк не забыта. В ушах у нее зазвучали слова священника: «Верьте, особенно тем, кто любит вас».
— Я в полном замешательстве, — произнес Майкл. — Я непрерывно думаю об этом, и что-то все время не дает мне покоя. Пора мне пойти взглянуть на этот злосчастный особняк поближе.
— Сейчас?
— Нет.
— Когда?
— Завтра. Утром. Если что, я разнесу там все. Элисон внимательно смотрела на него.
— Я хочу пойти, с тобой.
— Нет.
— Майкл.
— Нет. Для тебя это — запретная зона.
— Я сказала, что хочу идти. — Голос ее был необычайно тверд. — И тебе меня не остановить.
Майкл поднялся, подошел к окну и разглядывал Мерцавшие до самого горизонта яркие огни.
— Я подумаю об этом ночью. Больше ничего обещать не могу. Если я решу, что ты со мной не идешь, ты останешься дома. Это будет мое последнее слово. — Он подошел к ней. — Все ясно?
— Да, — отвечала Элисон, протягивая ему пустой стакан. Они стояли, глядя друг на друга. Лицо ее было уже не столь искаженным от боли. Впервые за много дней на нем читался некий покой, и физический, и душевный. Но что-то было не так. Глаза. Майкл протянул руку и осторожно, кончиком пальца, потрогал веко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76