Ты уже много лет делаешь большую часть работы. – Мартиниан усмехнулся. – Да и пора уже.
Криспин не ответил на его улыбку.
– Подумай хорошенько. Говорят, этот император – хороший заказчик. Строитель. Чего еще можно желать в жизни, кроме шанса увидеть столицу и поработать там? Создать нечто такое, что сохранится на века, и стать известным?
– Теплого вина и места у очага в таверне Гальдеры. – «И чтоб ночью рядом была жена, пока я не умру», – мысленно прибавил он, но вслух не произнес.
Его собеседник недоверчиво хмыкнул. Мартиниан покачал головой.
– Криспин, этот вызов – твой. Не позволяй их ошибке все спутать. Им нужен мастер-мозаичник. Мы известны своими мозаиками в традициях Родиаса. Они поступают разумно, привлекая к участию в работе кого-нибудь из Батиары, несмотря на напряженные отношения между востоком и западом, и ты знаешь, кто из нас двоих должен совершить это путешествие.
– Я знаю, что меня не звали. Звали тебя. По имени. Даже если бы я хотел поехать, а я не хочу.
Мартиниан отпустил непристойное замечание, упомянув анатомию Криспина, бога грома бассанидов и удар молнии, что было ему совсем не свойственно.
Криспин заморгал:
– Будешь теперь тренироваться, чтобы перенять мою манеру выражаться? – спросил он без улыбки. – И мы совсем поменяемся местами, да?
Старик разозлился.
– Даже не думай притворяться, что тебе не хочется поехать. Почему ты сделал вид, что не знаешь об их святилище? Все знают о мятеже и пожаре в Сарантии.
– Почему ты сделал вид, что ты – это не ты?
Они немного помолчали. Криспин перевел взгляд на далекие леса. – Мартиниан, я действительно не хочу ехать. Это не притворство. Я ничего не хочу делать. Ты это знаешь.
Друг снова повернулся к нему.
– Тогда ты должен ехать именно поэтому. Кай, ты слишком молод, чтобы перестать жить.
– Они были моложе, и их нет. Они перестали жить. Он произнес это быстро и резко. Он не был готов к словам Мартиниана. Ему необходимо быть готовым к подобным разговорам.
Стояла тишина. Солнце на западе становилось красным и готовилось к долгому путешествию сквозь тьму. В святилищах по всей Батиаре скоро начнутся предзакатные молитвы. Голубая луна поднималась над деревьями на востоке. Звезды еще не зажглись. Когда Иландра умирала, ее рвало кровью, черные, гнойные нарывы покрывали все ее тело. Как раны. Девочки. Его девочки умерли в темноте.
Мартиниан снял свою бесформенную шляпу. Его волосы поседели, и большую их часть на макушке он уже потерял. Он произнес очень мягко:
– И ты чтишь память всех троих, делая то же самое? Должен ли я богохульствовать дальше? Не вынуждай меня. Мне это не нравится. Этот пакет из Сарантия – подарок.
– Так прими его. Мы здесь почти закончили. Осталось в основном выложить края и отполировать мозаики, а потом каменщики смогут закончить работу.
Мартиниан покачал головой.
– Ты боишься?
Брови Криспина сошлись над переносицей.
– Мы дружим очень давно. Пожалуйста, не надо со мной так разговаривать.
– Мы дружим очень давно. Никто другой тебе этого не скажет, – неумолимо продолжал Мартиниан. – Прошлым летом здесь умер каждый четвертый, как и позапрошлым летом. Говорят, в других местах умерло еще больше людей. Анты поклонялись своим покойникам, зажигали свечи и читали молитвы. Полагаю, они продолжают это делать, теперь в святилищах Джада вместо дубовых рощ или перекрестков дорог… Но они не отправляются вслед за ними, Кай, не превращаются в живых мертвецов.
Произнося последние слова, Мартиниан опустил глаза и стал мять в руках шляпу.
Каждый четвертый. Два лета подряд. Криспин это знал. Могильный курган за их спинами был лишь одним из многих. Дома, целые кварталы Варены и других городов Батиары все еще остаются пустынными. Сам Родиас, который так и не оправился от налета антов, стал пустынным, на его форумах и в колоннадах звучало гулкое эхо. Говорят, верховный патриарх бродит по ночам в одиночестве по коридорам своего дворца и беседует с духами, невидимыми для людей. Чума породила безумие. Между антами тоже вспыхнула короткая, яростная война после смерти царя Гильдриха, который оставил после себя только дочь. Фермы и поля повсюду стояли заброшенными, земли было слишком много, и оставшиеся в живых не могли ее обработать. Рассказывали истории о детях, проданных в рабство родителями из-за нехватки еды или дров с приходом зимы.
Каждый четвертый. И не только здесь, в Батиаре. На севере, среди варваров в Фериересе, на западе в Эсперанье, на востоке в Саврадии и Тракезии, во всей Сарантийской империи и дальше, в Бассании, а может быть, и за ее пределами, хотя о тех местах никто ничего не рассказывал. Говорили, что сам Сарантий сильно пострадал. Весь мир опустошила голодная Смерть.
Но для Криспина существовало всего три души среди всех созданий Джада, которые он любил и с которыми жил, и все три погибли. Может ли знание о прочих утратах смягчить боль от его собственной? Иногда, ночью, в своем доме, когда рядом с его постелью стояла пустая бутылка вина, он лежал в темноте, и в полусне ему казалось, что он слышит дыхание, голос, что одна из девочек громко плачет во сне, в соседней комнате. Ему хотелось встать и утешить ее. И тогда ощущал ужасающую глубину пустоты окружающего его мира.
Его мать предлагала ему переехать к ней. Мартиниан и его жена предлагали то же самое. Они говорили, что нездорово оставаться одному со слугами в доме, полном воспоминаний. Он мог снять комнату наверху в таверне или на постоялом дворе, куда до него доносился бы шум жизни снизу и из коридоров. Его уговаривали, настойчиво убеждали жениться снова, когда прошел почти год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25