Тебе нужно стать учеником в моем цехе, цехе художников. Но вот беда – тебе еще нет и десяти, а в кандидаты берут только в одиннадцать-двенадцать, а в ученики и того позже.– А почему?– Видишь ли, ты не можешь жить в цехе, пока не узнал всего, что должен знать будущий грамотный гражданин Тивендаля. И пока ты все не выучишь, уйти из школы, чтобы учиться дальше, не имеешь права. Одиннадцать – это еще ничего, в обычных школах и учиться-то начинают только в восемь лет, это здесь, в интернате, мы лезем на рожен, нам неймется. Так что, даже кандидаты в цехе не живут, а ходят туда заниматься, пока доучиваются здесь.– А цех далеко?– Не то чтобы очень далеко, мили две. Но на дорогу и занятия уходит не меньше четырех часов, а где ты выкроишь это время? Только в выходной и иногда после обеда, вместо необязательных занятий. У старших-то уроков поменьше, им легче. И вообще, что может кандидат выучить за два часа? В это время обычно только проверяют учеников на пригодность, да крепче вбивают азы, полученные еще здесь. Тебе-то это не нужно.В общем, торопись учиться, Рон! Подержу я тебя здесь годик-полтора, погоняю и представлю тебя цеху. У меня там друзья, вместе придумаем, как быть. Многое от тебя зависит. Тебе нужно стать хорошим мастером, чтобы преуспеть, ведь во время похода куда больше ценятся воины, врачи и учителя.– Похода? На Ротонну?! – голос Рона зазвенел.– Прости, малыш, – растерянно пробормотал Нелькос. – Я совсем забыл…– Почему бы им не оставить нас в покое! – с ожесточением выкрикнул мальчик.Нелькос нагнулся и взял его за плечи.– А вот этого, сынок, никому больше не говори. Лучше об этом не думать, поверь мне, малыш, а то наживешь себе одни неприятности. Станешь гражданином – трепись себе как угодно, в худшем случае просто угодишь в тюрьму. А мальчишка старше десяти, не желающий принять Тивендаль, попадает в рабство с весьма призрачной надеждой на свободу.После минутного молчания Рон спросил:– А когда становятся гражданами? Эмрио мне много рассказывал про Мэгиену, но это я забыл у него спросить.Рон осекся, с тоской ожидая расспросов, но мастер лишь кивнул головой.– Да, я знаю, что ты познакомился с принцем. Глор раззвонил эту новость по всей школе. У нас нет определенного возраста совершеннолетия, как, например, в Трис-Броке. Крестьяне становятся гражданами в четырнадцать лет. С этого же возраста можно идти в армию и во флот, не спрашивая разрешения родителей, и, когда из юнги станешь моряком, а из кадета – воином, тогда и будешь гражданином. Ремесленники и мастера получают звание взрослого вместе со званием подмастерья. А лорды и торговцы вступают в свои права в четырнадцать.– Как крестьяне. – улыбнулся Рон.– Да, тут они равны. Считается, что в этом возрасте ребенок отличается от взрослого только опытом и знаниями и может отвечать за себя.– А в каком сословии Ваша жена?– Ты круто меняешь темы, паренек. Она художник, и неплохой. Юноши часто встречаются с девушками своего сословия и женятся на них.– А воины? – лукаво спросил Рон.– Даже армия нуждается в женщинах.Отпустив эту двусмысленность, мастер прогнал Рона спать. * * * – Ты знаешь, скоро Новый Год! – сказал Пек как-то утром в ванной.– Нетривиальное замечание. Ну и что?– Ты не знаешь?! Будет большой праздник.– У нас тоже праздники под Новый Год. Что же в этом удивительного? Я слышал, лучшие поедут на ярмарку?– Это не главное.– А что, кто-то приедет сюда?– Само собой. – сказал Пек, вытираясь. – У нас ведь три интерната. Ближе к деревне – для малолеток, а по другую сторону, в направлении Андикрона – для девчонок. Новый Год все встречают дома. Как – я тебе рассказывать не буду, сам увидишь. Но здорово. А в первый день года приезжают к нам, устраивается грандиозная заварушка. Всем нравится. Некоторые малыши остаются потом здесь учиться.– А у нас под Новый Год все собираются вместе, охотники обязательно возвращаются в форт. Никто не остается один. – мечтательно сказал Рон. * * * Как и предсказывал Пек, суматоха под Новый Год была большая. Началось все за три дня, когда все, кто успешно закончил учебный год, поехали на ярмарку. (Ни Рона, ни Пека не было в их числе.) Остальные лихорадочно сдавали долги, чтобы не заставили учиться в каникулы, а в промежутках украшали двор и школу еловыми лапами.Из кладовой достали цветные блестящие игрушки. Некоторые были заводными. Существовали даже целые системы, сделанные руками учеников, которые приводились в действие одним поворотом рычага где-нибудь в укромном уголке.31 декабря никто не учился. Все, кто не уехал на ярмарку (а уехавшие должны были вернуться вечером), мастерили из снега во дворах трех зданий школы большие, семь футов в высоту и четыре в ширину, арки. Группа ребят поехала за дровами в лес. (Рон был этому удивлен, так как зимой в школе обычно топили углем.) Наконец, за аркой и перед ней был приготовлен (сложен шатром) самый сухой хворост и несколько бревен для костров. Рону все было в новинку – у себя на родине ничего подобного он не видел.И вот, после ужина, ближе к двенадцати, все, кто жил в главном здании, собрались во дворе у первого костра. (Точнее, пока около дров.)Налект в праздничной серебристой накидке поднял руку и взглянул на небо. Луна уже взошла, ни одно облачко не заслонло звезд. Речь ректора была короткой и радостной. Закончилась она так:– Последним, кого принес в наш дом этот год был Ронис Ворансон. И ему суждено сегодня зажечь последний костер уходящего года. – Налект протянул растерявшемуся мальчику факел.– Давай, Роне.Рон со смущенной улыбкой принял его, и учитель высек искру.Промасленный факел вспыхнул, и Рон осторожно поднес его к костру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102