Мы взяли краски и раскрасили друг друга. Лозы и орхидеи повторяли линии наших тел. Диковинные звери. Крылья. Языки пламени. Изгибы рек. Через Щели ставней виднелись звезды, и мы представляли, будто глядим на них сквозь листву в джунглях. Все в доме уснули, измученные жарой, только мы не спали… рассматривали… исследовали… Пот стекал ручьями, размывая краски на тоненькой фигурке моей любимой… И мы представляли, что она колибри и прилетела за нектаром… а потом, взявшись за руки, мы сбежали вниз по лестнице, нагие, словно призраки, и купались в фонтане в саду. Мы представляли, что это озеро в джунглях. «Ой, — сказала она, — какой ужас, если сейчас нас кто-нибудь увидит!» И глаза у нее так блестели…
Он умолк. Смит, погрузившись в воспоминания, отхлебнул еще вина.
— А вам когда-нибудь случалось так любить? — неожиданно спросил Ивострел.
— Да нет, честно говоря, — ответил Смит. — Я же нигде подолгу не задерживался. Мама умерла, когда я был совсем маленький, поэтому… В общем, меня взяла к себе тетина семья. Надо было отрабатывать харчи, поэтому меня рано отдали в подмастерья. Как-то ночью, доставив заказ, я возвращался домой… и на меня напали грабители. И я убил всех троих. Стою среди трупов, и поджилки трясутся, как подумаю, что наделал… Ну и сбежал во флот. А потом пошел в солдаты. А потом… В общем, такую девушку, как у тебя, мне просто негде было встретить. Женщин было много, но, понимаешь, мы сразу переходили к делу. Никакой романтики.
Некоторое время они молчали. Наконец Смит произнес:
— Может быть, тебе поехать домой? А я поплыву дальше и спасу эту леди. Терять мне почти нечего, а с оружием я обращаюсь куда лучше тебя.
— Не сомневаюсь, — отозвался Ивострел. — Но что тогда скажет моя мать, а, Смит?
— Думаешь, Фенализа будет по мне скучать?! — заморгал Смит. Ему никогда такое и в голову не приходило.
— Конечно, — ответил Ивострел. — К тому же это дело чести. Смит, меня воспитала Мать леди Сунне. Она вела меня по тропе, на которой я обрел родную мать и жену. И если Ее дочь в опасности, как я могу отойти в сторону?
— Да, наверное, не можешь, — согласился Смит.
— Может даже оказаться, — мечтательно продолжал Ивострел, — что это испытание, которое уготовила мне Она. Ей известны пути каждой звездочки на небесах, каждой струйки в бескрайнем море, Ей известно прошлое и будущее каждого человека… И ваше, Смит. И мое.
В темноте послышался слабый голос.
— Все молишься? И не надоело? — простонал лорд Эрменвир. — Вина лучше дайте.
— Да, мой господин.
Ивострел приподнял ему голову. Смит наклонил бутылку. Лорд Эрменвир сделал глоток и со вздохом откинулся на одеяло.
— «Да, мой господин»! — раздраженно передразнил он. — С чего мне быть твоим господином? Всю жизнь, еще с тех пор, когда я был сопливым малявкой в длинных рубашонках, ты глядел на мою семейку, вытаращив глаза так, будто мы короли и королевы какие-то! Что ты, что слуги… «Да, мой господин, Да, хозяин, поклон вашей достопочтенной Матушке»! И эти ее проклятые ученики, которые на коленях ползли на нашу Гору, уповая на то, что мама решит за них все проблемы!
— Но Она всегда все решает, — спокойно возразил Ивострел.
— В этом-то и беда! — отозвался лорд Эрменвир. — Да, решает! Ты можешь себе представить, каково это, когда твоя мамаша знает все, а? Стоит только в глаза ей посмотреть — и сразу видишь, кто ты есть на самом деле…
Он закашлялся. Ивострел куда-то вышел и, спотыкаясь в темноте, вернулся со своим врачебным саквояжем и шкатулкой, в которой хранились лекарства лорда Эрменвира. Он достал из шкатулки запечатанную склянку и хорошенько встряхнул ее. К полному изумлению Смита, склянка засияла холодным зеленоватым светом.
— А я думал, ты не умеешь колдовать, — сказал Смит.
— Я и не колдую, — последовал ответ. Ивострел насадил на горлышко склянки клюв колибри и уколол лорда Эрменвира. — Видели когда-нибудь фосфоресцирующий прилив? Принцип тот же. Полежите спокойно, мой господин.
Лорд покорился и лежал, хрипло дыша. В потустороннем зеленоватом свете он еще сильнее походил на покойника.
— Ох, довольно, вынь иглу! — потребовал он. — Спать хочу.
— Как прикажете, мой господин. — Поджав губы, Ивострел убрал склянку в шкатулку и захлопнул крышку.
— И прекрати, пожалуйста, строить такие рожи, — послышался из внезапно наступившей темноты голос лорда Эрменвира. — Ты же знаешь — у меня бессонница. Я тебе говорил, Смит? Хроническая бессонница. С самого детства.
— Правда? — Смит снова улегся и до подбородка натянул одеяло.
— И ничего не помогало — я мог заснуть только в постельке у мамы и папы. Терпеть не мог детскую. Как придет Эйрдвэй, как начнет принимать мерзкие обличья прямо у изножья моей кроватки, и ничем его не унять, пока не проснется Сунне и не даст ему по башке деревянным дракончиком. Тогда я выскакивал за дверь, бежал по бесконечным темным залам, проскальзывая у стражников между ног… И забирался в постель к маме и папе. Папа ворчал, а мама всегда была такая ласковая — в своей, знаешь ли, беспощадной манере, — и она объясняла мне, что в их постели спать нельзя, но она отведет меня назад и побудет рядом, пока я не усну. И вот однажды слуги постелили ей возле моей кроватки. Она сказала мне, что сейчас мы уснем. Я зажмурился изо всех сил и слушал, как колотится сердце, и это пугало меня: а вдруг оно остановится?! В конце концов я открыл глаза — а мама спит. И я подумал: мама всегда все знает, даже папины слуги так говорят, она — воплощение вселенской Доброты. И она спит. Что делается с миром, когда Добро спит? Держу пари, ты никогда об этом не задумывался, Ивострел?
— Нет, мой господин, не задумывался, — согласился Ивострел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107