Никогда не уезжавшие с родной земли колхозники и жители сел с интересом наблюдали за полным энтузиазма порывом горожан породниться с матерью-почвой, приучая народ к прополке картофеля и распитию самогона. В последней четверти прошлого века Новосибирскую область захлестнул мутный поток садовых участков. Как грибы после ливня, на пятаках заросшей сорняками целины стали расти домики-инвалиды, куда из городских квартир стаскивалась, как на помойку, вся ненужная в хозяйстве рухлядь и хлам. В начале века нового, с его похожим на безумие ростом мегаполисов, грязная волна схлынула, как и подобает волне, щедро усеяв городские берега мусором. Ушла, оставив после себя сотни «Березок», заброшенных и никому не нужных.Люди думали, что в городах плохо. Но когда земля, на которой они пытались растить, внезапно дала сдачи за принесенные ей беды, они побросали все, рванувшись обратно в бетон и стекло. Андрей еще не забыл, как катался вместе с отцом на ответственное мероприятие «прополка картошки» на отведенный от завода участок в двух часах езды на электричке. И лишь когда из подорванных разгулявшимся народом железнодорожных путей в области смогли восстановить только важнейшие грузовые ветки, про мероприятия пришлось забыть, и Андрей вздохнул свободно. И, проходя по городу мимо заваленных колхозным картофелем рынков, он думал, что когда-нибудь поймет родителей. Вышло, что еще не понял.Яна снова застегнула рюкзак, глотнула воды, немного плеснула в лицо.— Я помню этот кусок, — наконец сказала она, поднимаясь с корточек, — четыре или пять огородных преисподень с интервалами в два метра между заборами.Андрей покачал головой, сплюнул и отстегнул от пояса прицел карабина. Значит, не обойти... Покосившиеся, словно собрание уродств местной архитектурной мысли, домики один за другим проплывали в объективе прицела. Огороды, заросшие по самое не хочу, упавшие заборы, провалившиеся крыши. Выбитые глазницы окон, сорванные двери. Мародеры до сих пор находят, чем тут можно поживиться.Рай для партизанской войны. Ад для попавшего в ловушку путешественника.— Выходит, нам придется пройти? — Яна не ответила. Отложила флягу, сняла с ремня обрез, открыла один из боковых карманов рюкзака и извлекла на свет плоскую жестяную коробочку. В ней оказались промасленная тряпочка, ежик для чистки дул, шомпола, пыжи, дробь и еще целая куча подобной ерунды. Усевшись рядом с кривой, словно турецкая сабля, сосенкой, она принялась увлеченно приводить свое орудие в состояние полной и надраенной боевой готовности. — Это может быть опасно?— А ты видел здесь неопасные леса, Андрюша? — Она улыбнулась, разглядывая его через пустые стволы обреза. — Последний раз, когда я шла этими местами, шайка вооруженных косами и ножами уродов пыталась меня оприходовать. Прямо в этих вот поселках. На мою удачу, засады они ставить не умели совсем... Одного я подстрелила, остальные разбежались, только что не обсираясь на ходу! А ты спрашиваешь.Андрей пожал плечами, расстегнул кобуру и достал пистолет. Что бы там ни говорил он Янке, а с карабином было спокойнее. Даже при четырех патронах... Достал обойму, проверил затвор, заряд баллона, что еще? Колеса попинать, как в анекдоте?— Хорошо, — сказала Яна, прочищая ствол ежом, — что батя охоту любил. У него примочек этих охотничьих немерено, я даже все брать-то не решилась. Самое нужное прихватила. Да и ружье отменное, старое только, раньше такие только под заказ делали.— А стволы, — Андрей спрятал «Тигр» и пренебрежительно покосился на оружие Яны, — твоему коллекционному экземпляру кто отхватил?— Я, — просто ответила девушка, — а как еще с ним по лесам быстро таскаться?— Приклад бы отпилила, а стволы оставила.— А я со стволов начала, — натянуто улыбнулась она.Женщина... Андрей усмехнулся, оборачиваясь к поселку:— А ориентиры не потеряешь?— Не боись! — Она поднялась на ноги, осторожно выдергивая из забитого патронами патронташа два картонных цилиндра и тщательно заряжая их в стволы. — На главной улице от отстреленного мужского прибора повернуть налево!Они медленно двинулись к поселку по заросшей, едва различимой на земле проселочной дороге. Прошли за ржавые, сбитые с петель ворота и оказались внутри.Домик поселочного сторожа был сожжен просто дотла. О том, что он когда-то вообще существовал, говорил лишь чудом уцелевший щит для объявлений и телефонная будка под наклонившимся столбом электропередач. Провода грустно раскачивались на ветру, задевая ржавую оградку и крышу невысокого сарая.— Знали бы родители, как такие пейзажи когда-нибудь смогут порадовать мое сердце, — пробормотал Андрей, расстегивая молнию куртки до половины.Дорога, проходившая между двумя рядами разрушенных и обвалившихся дачных домиков, круто виляла, изобилуя ухабами и ямами. Янка уверенно набрала ход, практически не задерживаясь на перекрестках и неожиданно сворачивая на другие, как две капли воды похожие на предыдущие, улицы.— Мир смерти, — тихо, но торжественно произнесла она внезапно, останавливаясь возле очередного участка и толкая сбитую с одной петли калитку стволом обреза. Калитка качнулась внутрь, жалобно заскрипела. — Чувствуешь величественность момента?Андрей не чувствовал. Он сейчас ничего, кроме так и не прошедшей головной боли, не чувствовал. С упорством больного ишака он терпеливо плелся за девушкой по вымершему поселку, хмуро оглядываясь по сторонам на не менее хмуро разглядывающие его халупы.— Дыхание разложения... — сказала Яна, озираясь вокруг. — Это ведь почти город, а? Тут ведь жили, трудились. И вдруг все умерло. Прикинь, нечто подобное произошло бы с Новосибирском?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99