Конечно, они куда-то ходили курить и пить. Знаю я этих юнцов. Они считают, что это придает им мужественности.
– Однако в школе у них нет сторонников и потом они определенно... э-э... грубы с младшими, – сказал Праут, который с интересом наблюдал издали, как Жук возвращал сачок готовому расплакаться младшекласснику.
– Ага! Они презирают обычные радости жизни! Самоуверенные негодяи! Что-то в этой ирландской усмешечке Мактурка меня раздражает. К тому же они никогда не действуют открыто. Это абсолютно осознанная наглость. Вы знаете, что я категорически против того, чтобы вмешиваться в работу других воспитателей, но им нужно преподать урок, Праут. Их нужно хорошенько проучить, чтобы умерить их самонадеянность. Был бы я на вашем месте, я бы понаблюдал бы с неделю за их выходками. Такие мальчишки (может быть, я льщу себе, но мне кажется, что этих мальчишек я знаю) не становятся охотниками за насекомыми просто потому, что они вдруг это полюбили. Скажи сержанту, чтобы глаз с них не сводил, и конечно же, я в своих передвижениях буду тоже за ними присматривать.
– Ти-ра-ла-ла-ла! Враг повержен! Слушай меня! – неслось из глубины коридора.
– Отвратительно! – сказал Кинг. – Где они научились этим непристойным звукам? Их нужно хорошенько проучить.
В последующие несколько дней уроки не слишком заботили мальчиков. В их распоряжении было все поместье полковника Дэбни, где они могли играть, и они исследовали его с хитростью краснокожих и аккуратностью взломщиков. Иногда они входили в ворота на верхней дороге, потихонечку втираясь в доверие к сторожу и его жене, спускались в овраг и возвращались по скалам; в другой раз они начинали с оврага, а затем поднимались на дорогу.
Они были осторожны и старались не сталкиваться с полковником, он уже сыграл свою роль, и они не хотели до конца исчерпать его радушие, они не хотели также, чтобы их видели на горе, благо они могли передвигаться скрытно. Для уединения ими было выбрано пристанище в кустарнике на краю скалы. Жук окрестил это место Благословенный Остров Авес за его покой и уединение, трубки и табак были спрятаны в укромном углублении в скале на расстоянии вытянутой руки, а с официальной точки зрения их положение было неуязвимым.
Ибо, заметьте, полковник Дэбни не приглашал их в свой дом. Поэтому им не нужно было просить специального разрешения на визит, а школьные правила были достаточно строги на этот счет. Он просто разрешил им пользоваться своей территорией, и, поскольку они были официальными охотниками на насекомых, их границы простирались до его табличек в овраге и до сторожки у ворот на холме.
Они сами были поражены собственными возможностями.
– А даже если бы это было и не так, – произнес Сталки, лежа на спине и уставившись в синее небо. – Даже если предположить, что мы забрались на три-четыре километра за границу, никто не проберется сюда через колючки, если не знает туннеля. Насколько это лучше, чем лежать прямо за колледжем... сидеть в клубах синего дыма каждый раз, когда хотим покурить? Разве ваш дядя Сталки...
– Нет, – отозвался Жук: он лежал на краю скалы и задумчиво поплевывал вниз. – Мы должны поблагодарить за это Турка. Турок – великий человек. Турок, дорогой, ты одурачил нашего Топтуна.
– Дремучий старый осел! – ответил Турок, погруженный в чтение.
– Мы вызываем у них подозрения, – сказал Сталки. – Топотушка наш почему-то всегда очень подозрителен, а Фокси каждый раз ходит так, будто собирается...
– Снять с тебя скальп, – подхватил Жук. – Фокси – это бестолковый Чингачгук.
– Бедный Фокси, – сказал Сталки. – Он собирается поймать нас. Он мне вчера заявил в гимнастическом зале: «Я слежу за вами, мистер Коркран. Я предупреждаю вас ради вашего же блага». Тогда я сказал ему: «Вы бы лучше не делали этого, а то у вас будут неприятности. Я предупреждаю вас ради вашего же блага». Фокси был в ярости.
– Да, но для Фокси это просто спорт, – сказал Жук. – А вот у Топтунчика-то всегда что-то нехорошее на уме. Не удивлюсь, если он подумал, что мы напились.
– Я напился только один раз... на каникулах, – задумчиво произнес Сталки, – и меня ужасно тошнило. Но тут любой запьет, имея в воспитателях такую скотину, как Топтун.
– Если бы на занятиях мы постоянно бы кричали «Отлично, сэр» и стояли бы на одной ноге и тупо улыбались бы каждый раз, когда он говорит «Вот так, детки! Правильно?» – и твердили бы «Да, сэр!», «Нет, сэр!», «О, сэр!» или «Конечно, сэр!», как все эти грязные малолетки, тогда бы Топтун считал нас паиньками, – усмехнулся Турок.
– Поздно начинать.
– Хорошо. Топотушка хочет как лучше. Но... он осел. И... мы демонстрируем ему свое отношение к нему как к ослу. Итак!.. Топтун не любит нас. Вчера вечером после молитвы он сказал, что он нам in loco parentis , – пробормотал Жук.
– Черта с два! – воскликнул Сталки. – Это значит, что он замышляет что-то необычное. Последний раз, когда он сказал мне это, он заставил меня писать триста строк за то, что я танцевал качучу в десятой спальне. Loco parentis, черт побери! Да какая разница, если мы счастливы? У нас-то все в порядке.
Так оно действительно и было, и их ощущение собственной правоты приводило Праута, Кинга и сержанта в недоумение. У бессовестных мальчишек все обычно налицо. Они торопливо пытаются проскользнуть мимо здания теннисной площадки, они нервно улыбаются, когда их расспрашивают. Они возвращаются смущенные, еле успевая к звонку. Они кивают, подмигивают друг другу, хихикают и разбегаются при приближении учителя. Но Сталки и его дружки оставили уже давно позади эти проявления юности. Они беспечно шагали вперед и возвращались в отличной форме, слегка освежившись клубникой со сливками в будке у ворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11