Главный вход разрушен, вспомогательный заблокирован. Они страшно ругаются, что у нас нет окон. Дурацкая секретность! Мы уже несколько часов не можем попасть внутрь.
— Кто нападал? Сколько их было? Кто из наших погиб?
— Сам понимаешь, тут такая неразбериха, но кое-что удалось выяснить. Нападавших было шесть или семь человек. Они прибыли вчера поздно ночью на двух флайерах. Охрана почему-то не сделала ни одного выстрела. Больше всего погибших именно из охраны, но есть и инспектора. Чего никто не может объяснить, так это причин их смерти. Лишь несколько человек погибли от огнестрельных ранений, остальные от удушья, или от колотых ран, которые сами себе наносили, а двое — кто-то из охраны и Морис Минье из моего отдела — плавали вот в этом фонтане, представляешь? Ты помнишь Мориса? Он участвовал еще в делийской операции. И теперь в этом дурацком фонтане. Ты куда? Я же говорю — вход разрушен!
— Хочу взглянуть на разрушения.
Картина, открывшаяся моим глазам в вестибюле, действительно впечатляла. На месте стены, за которой находились лифты, и лестницы зиял огромный провал. Видна была искореженная кабина одного из лифтов, оголенные балки верхнего лестничного пролета. Внизу, на многометровой глубине, виднелись свалившиеся туда обломки.
— Вот, гляди. — Хендерсен обвел рукой разрушения. — Спасатели вначале хотели перекинуть здесь переносной пролет, но потом отказались — говорят, здесь все еле держится, взрыв был такой силы, что все может рухнуть в любой момент.
Взрыв… Я еще раз внимательно оглядел вестибюль, стеклянные двери, через которые только что прошел, — и шагнул вперед.
— Ты куда?! — услышал я крик Хендерсена. — Александр!
Труднее всего было сделать первый шаг, и я не выдержал, зажмурился. Как я и думал, моя нога не провалилась в пустоту, а ощутила все тот же мозаичный пол. Так, еще шаг, еще… С закрытыми глазами я могу потерять направление, а если открою, не закружится ли голова? Нет, не дождетесь, сволочи, ничего она не закружится.
Я открыл глаза. Никогда не думал, что буду ходить под куполом цирка, да еще по невидимой проволоке. Хотя каменный пол, это, конечно, не проволока, но передвигался я именно так. Так, еще немного… Внимание, где-то здесь должна быть лестница. Ага, вот ступенька. Еще, еще одна… Черт, эта балка торчит мне прямо в лицо. Ну конечно, нет тут никакой балки. Ну, наконец.
Я ступил на такую зримую, такую реальную лестничную ступеньку и обернулся. Мне показалось, что дыра позади меня как-то съежилась. У противоположного края топтался растерянный Хендерсен.
— Это галлюцинация, Берни! Иллюзия. Здесь можно ходить, как по проспекту. Пусть первые натянут веревку, так будет легче. Можно еще что-нибудь постелить на пол. Да, а что на заднем входе?
— Всех, кто приближается, словно бьет током. Какой-то разряд, люди теряют сознание. Ты куда — к генералу? Подожди, ведь там темно, свет отключен во всем здании. На, возьми!
Он размахнулся и бросил что-то через провал. Это был фонарик. Я включил его и поспешил наверх.
Уже на втором этаже у меня стало першить в горле, на третьем дыма было еще больше, дышать стало трудно, но огня я нигде не заметил. Двери всех кабинетов были открыты, в коридоре валялись листы бумаги, дискеты, еще что-то. Войдя в знакомую дверь, я был вынужден присесть на корточки: лишь возле самого пола еще можно было найти немного воздуха. В кабинете царил хаос. Справочники и папки с документами валялись грудой, беспомощно торчали ножки опрокинутого кресла, под ногами хрустело стекло.
— Генерал! — позвал я. — Господин Риман! Молчание. Дым ел глаза, я задыхался. Долго я так не выдержу. Я лег на пол и пополз вокруг стола. Вон там, за креслом — что это?
Генерал Риман лежал лицом вниз, левая рука прижата к горлу, правая вытянута вперед. Перевернув его, я увидел на груди большую рану. Неужели? Я тронул сонную артерию и почувствовал слабый толчок. Жив! Скорее наружу! Я поднял его и направился к выходу.
Только бы не потерять ориентировку и не упасть. Так, вот мы и в коридоре. Куда теперь — направо или налево? Я соображал уже с трудом. Да сюда же, сюда, идиот! На втором этаже я почувствовал, что теряю сознание, и сел. Внезапно Риман открыл глаза.
— Александр…
Я скорее угадал, чем услышал этот слабый шепот.
— Это они, Александр…
— Я знаю, молчите, вам…
— Мы нашли их. Вот…
Намертво сжатый кулак разжался, что-то плотное, негнущееся упало на пол. Я развернул. Это была фотокарточка покойной жены Римана — она всегда стояла у него на столе. Я недоуменно смотрел на нее, потом повернул. На обороте чем-то красным были крупно выведены какие-то цифры. Внезапно я понял.
— Северная широта, восточная долгота… Это где-то в Сибири?
— Да. Нашла группа Ковалека. Их всех убили, наверное. Они стерли все записи, сожгли архив, разбили компьютер. Они думали, это я Лизу… А я записал… Она еще раз помогла мне…
— Кто это был — Глечке?
— Нет. Тот, симпатичный…
— Кто?!
— Руперт. Да, вспомнил — Джон Руперт. Остальных не знаю.
Снизу послышались голоса, на стенах заплясали пятна света. Появились двое с носилками. Я помог уложить Римана и вместе с ними спустился в вестибюль. Весь провал был закрыт паласами, газетами, каким-то тряпьем — человек, попавший сюда впервые, не заметил бы ничего особенного. Полковник Готторп, один из заместителей Римана, стоя посреди вестибюля, отдавал распоряжения. Я доложил о том, в каком состоянии находится начальник Управления, и кратко, не вникая в детали, рассказал, кто и почему совершил ночное нападение. Полковник слушал раскрыв глаза — лишь немногие у нас знали о Глечке. В заключение я попросил разрешения вылететь на Гавайи, чтобы лично задержать преступника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83