ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Среди первых троих был один русский Олег Белозерский. Я все больше убеждался, что русские есть абсолютно везде. Двое других — французы, Ришар де Вилье и Антуан де Ком.
Яхты покачивались на свинцовых волнах осеннего моря. Я посмотрел на город. Сначала я увидел дым, поднимающийся над старым городом, потом пламя.
— Жан!
Он проследил за моим взглядом. Рядом с первым вспыхнуло еще два пожара, словно дома были облиты бензином.
— Это то же самое! — сказал я.
Жан кивнул.
— Ребята, быстрее! — крикнул он.
Мы взошли на борт и ждали, пока загрузятся остальные.
Город пылал. И пламя текло вниз, в порт.
— Отдать швартовы! — наконец с облегчением приказал Жан.
Огненное войско появилось на набережной. Нас обдало жаром. Впереди шла Мария и несла чашу. Черные волосы слегка шевелились от ветра, словно щупальца или змеи. Неестественно алые губы приоткрыты, словно для поцелуя. Она подошла к самому краю причала, увидела меня.
— Испей, Пьетрос! Это вода жизни!
Исходивший от нее призыв был почти столь же силен, что и от Эммануила, словно она унаследовала часть его души. Манящее дыхание бездны. Броситься и сгореть.
— Нет! — крикнул я.
Гигантские в два этажа воины в красном стояли у нее за спиной, лица закрыты черными полумасками, огненные глаза, мечи из пламени и черные щиты. Один из джиннов поднял меч, указал им вперед и шагнул в воду. Море закипело. Они были метрах в десяти от нас. Только наклониться и рубануть мечом. Я боролся с желанием закрыть глаза.
Паруса наполнил ветер. Я поразился, насколько это эффективный двигатель: яхты летели вперед, вон из хайфской бухты. Мы оторвались.
Берег затянуло пеленой пара, скрыв от нас огненное войско.
Если не считать огненных провожатых на причале, наше путешествие началось довольно спокойно. Три дня дул попутный ветер, и мы шли со скоростью семь-восемь узлов. Но на четвертый день погода испортилась.
Шквал налетел неожиданно, и, когда мы убирали грот, он с грохотом бил о ванты. Яхта то уходила носом в волну, то ложилась парусами на воду, и море кипело, как адский котел. Большой стаксель так и не успели убрать, и его порвало. Провозились незнамо сколько и заменили наконец штормовым.
Отличать грот от стакселя и в уме пересчитывать узлы в километры в час я научился в первый день. С теорией у меня всегда было гораздо лучше, чем с практикой. На практике я мог только, как кукла, исполнять приказы Жана. Оказывается, он умел ругаться. До этого я считал, что бранные слова у него то ли в глубоком пассиве, то ли он их вообще не знает.
Ветер был шестьдесят-семьдесят узлов. Я в кровь изодрал ладони о фал. Мы выбросили плавучий якорь. Жан и Олег хором читали «Pater noster», но из-за свиста ветра и шума волн до меня долетали только отдельные слова. Яхту положило на бок, мачта с грохотом ударила о воду, словно это был камень, и треснула у основания. Теперь мы молились только о том, чтобы она дотянула до конца шторма.
Вацлав орал, что надо было ставить кливер, а не штормовой стаксель, и обзывал первый носовым платком.
— Помолчи! — прикрикнул Жан.
Что либо менять было уже поздно.
Двое суток мы практически не ели. В шторм не поготовишь: то мучаешься с парусами, то выкачиваешь воду из трюма. В довершение всего у нас сломалась помпа. Но, слава Богу, из шторма вышли живыми, хотя и потрепанными.
Правда, яхты сопровождения разметало по морю, и мы их потеряли. Потом Вацлав заметил, что бывает и хуже, мы, в общем-то, легко отделались. В ураганы ветер бывает и сто семьдесят узлов.
Подумывали о том, не зайти ли на Мальту ремонтироваться. Парус не критичен, это не регата. Два штормовых стакселя не заменят большого, но по спокойной погоде можно поставить геную. А вот состояние мачты пугает. Еще одного шторма она точно не выдержит.
Ночью небо, постоянно закрытое то тучами, то частицами пепла от многочисленных извержений, вдруг очистилось. Над нашей хромой мачтой слегка покачивался и отражался в глади моря Юпитер. Полный штиль. Так иногда тяжелобольной вдруг приходит в себя перед смертью, но только чтобы успеть попрощаться. Это чистое небо, полное звезд, напоминало последнюю вспышку сознания перед концом.
Мы все вылезли на палубу. Вацлав стоял на носу, курил, как заправский капитан, и трепался с Антуаном и Ришаром. Жан расположился у мачты любоваться небесами, а Олег сидел на корме и наигрывал на гитаре, чем живо напомнил мне Диму Раевского.
Настроил, пробежал пальцами по струнам и наконец начал петь:
На зеркальный мираж, в даль, за облачный кряж,
все идут пилигримы.
Если б я был пророк, я сказал бы вам: будьте любимы!
Это так же легко, как смеяться, и, кто бы ты ни был,
Жизнь похожа на фарс с эпилогом в безоблачном небе!
Голос совсем другой, выше и чище. Поставленный голос.
Я плюхнулся рядом с Олегом.
— Ты давно с государем? — спросил он.
— Около месяца.
— А до того?
— До того была совсем другая история.
Я посмотрел на его руку, которой он перебирал струны. Вероятно, его фальшивый Знак представлял собой смываемую татуировку, поскольку побледнел после двухдневного шторма и утратил два щупальца из трех.
Олег проследил за моим взглядом.
— А-а! Я его совсем сотру. Теперь в этом нет необходимости. Да и была ли? У государя его не было никогда — значит, такое возможно. Все наша слабость. А у тебя что, татуировка?
— Не совсем.
— А что не сотрешь?
— Это оказалось очень сложным делом. Месяц пытаюсь.
— Олежа, отстань от него! — окликнул Плантар.
Тут я сообразил, что мы говорили по-французски. Конечно, как же Белозерский мог посметь говорить при «государе» на непонятном ему языке.
— Ну почему же? — усмехнулся я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
Яхты покачивались на свинцовых волнах осеннего моря. Я посмотрел на город. Сначала я увидел дым, поднимающийся над старым городом, потом пламя.
— Жан!
Он проследил за моим взглядом. Рядом с первым вспыхнуло еще два пожара, словно дома были облиты бензином.
— Это то же самое! — сказал я.
Жан кивнул.
— Ребята, быстрее! — крикнул он.
Мы взошли на борт и ждали, пока загрузятся остальные.
Город пылал. И пламя текло вниз, в порт.
— Отдать швартовы! — наконец с облегчением приказал Жан.
Огненное войско появилось на набережной. Нас обдало жаром. Впереди шла Мария и несла чашу. Черные волосы слегка шевелились от ветра, словно щупальца или змеи. Неестественно алые губы приоткрыты, словно для поцелуя. Она подошла к самому краю причала, увидела меня.
— Испей, Пьетрос! Это вода жизни!
Исходивший от нее призыв был почти столь же силен, что и от Эммануила, словно она унаследовала часть его души. Манящее дыхание бездны. Броситься и сгореть.
— Нет! — крикнул я.
Гигантские в два этажа воины в красном стояли у нее за спиной, лица закрыты черными полумасками, огненные глаза, мечи из пламени и черные щиты. Один из джиннов поднял меч, указал им вперед и шагнул в воду. Море закипело. Они были метрах в десяти от нас. Только наклониться и рубануть мечом. Я боролся с желанием закрыть глаза.
Паруса наполнил ветер. Я поразился, насколько это эффективный двигатель: яхты летели вперед, вон из хайфской бухты. Мы оторвались.
Берег затянуло пеленой пара, скрыв от нас огненное войско.
Если не считать огненных провожатых на причале, наше путешествие началось довольно спокойно. Три дня дул попутный ветер, и мы шли со скоростью семь-восемь узлов. Но на четвертый день погода испортилась.
Шквал налетел неожиданно, и, когда мы убирали грот, он с грохотом бил о ванты. Яхта то уходила носом в волну, то ложилась парусами на воду, и море кипело, как адский котел. Большой стаксель так и не успели убрать, и его порвало. Провозились незнамо сколько и заменили наконец штормовым.
Отличать грот от стакселя и в уме пересчитывать узлы в километры в час я научился в первый день. С теорией у меня всегда было гораздо лучше, чем с практикой. На практике я мог только, как кукла, исполнять приказы Жана. Оказывается, он умел ругаться. До этого я считал, что бранные слова у него то ли в глубоком пассиве, то ли он их вообще не знает.
Ветер был шестьдесят-семьдесят узлов. Я в кровь изодрал ладони о фал. Мы выбросили плавучий якорь. Жан и Олег хором читали «Pater noster», но из-за свиста ветра и шума волн до меня долетали только отдельные слова. Яхту положило на бок, мачта с грохотом ударила о воду, словно это был камень, и треснула у основания. Теперь мы молились только о том, чтобы она дотянула до конца шторма.
Вацлав орал, что надо было ставить кливер, а не штормовой стаксель, и обзывал первый носовым платком.
— Помолчи! — прикрикнул Жан.
Что либо менять было уже поздно.
Двое суток мы практически не ели. В шторм не поготовишь: то мучаешься с парусами, то выкачиваешь воду из трюма. В довершение всего у нас сломалась помпа. Но, слава Богу, из шторма вышли живыми, хотя и потрепанными.
Правда, яхты сопровождения разметало по морю, и мы их потеряли. Потом Вацлав заметил, что бывает и хуже, мы, в общем-то, легко отделались. В ураганы ветер бывает и сто семьдесят узлов.
Подумывали о том, не зайти ли на Мальту ремонтироваться. Парус не критичен, это не регата. Два штормовых стакселя не заменят большого, но по спокойной погоде можно поставить геную. А вот состояние мачты пугает. Еще одного шторма она точно не выдержит.
Ночью небо, постоянно закрытое то тучами, то частицами пепла от многочисленных извержений, вдруг очистилось. Над нашей хромой мачтой слегка покачивался и отражался в глади моря Юпитер. Полный штиль. Так иногда тяжелобольной вдруг приходит в себя перед смертью, но только чтобы успеть попрощаться. Это чистое небо, полное звезд, напоминало последнюю вспышку сознания перед концом.
Мы все вылезли на палубу. Вацлав стоял на носу, курил, как заправский капитан, и трепался с Антуаном и Ришаром. Жан расположился у мачты любоваться небесами, а Олег сидел на корме и наигрывал на гитаре, чем живо напомнил мне Диму Раевского.
Настроил, пробежал пальцами по струнам и наконец начал петь:
На зеркальный мираж, в даль, за облачный кряж,
все идут пилигримы.
Если б я был пророк, я сказал бы вам: будьте любимы!
Это так же легко, как смеяться, и, кто бы ты ни был,
Жизнь похожа на фарс с эпилогом в безоблачном небе!
Голос совсем другой, выше и чище. Поставленный голос.
Я плюхнулся рядом с Олегом.
— Ты давно с государем? — спросил он.
— Около месяца.
— А до того?
— До того была совсем другая история.
Я посмотрел на его руку, которой он перебирал струны. Вероятно, его фальшивый Знак представлял собой смываемую татуировку, поскольку побледнел после двухдневного шторма и утратил два щупальца из трех.
Олег проследил за моим взглядом.
— А-а! Я его совсем сотру. Теперь в этом нет необходимости. Да и была ли? У государя его не было никогда — значит, такое возможно. Все наша слабость. А у тебя что, татуировка?
— Не совсем.
— А что не сотрешь?
— Это оказалось очень сложным делом. Месяц пытаюсь.
— Олежа, отстань от него! — окликнул Плантар.
Тут я сообразил, что мы говорили по-французски. Конечно, как же Белозерский мог посметь говорить при «государе» на непонятном ему языке.
— Ну почему же? — усмехнулся я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217