Поначалу Валера изъявил желание участвовать в конференции. Командир хмыкнул и обреченно пожал плечами. Участвуй, мол, дуракам закон не писан.
В тесном вагончике было накурено так, что в сизом дыму терялись и стол-ящик, и лампочка под потолком, и топчаны с засаленными телогрейками вдоль фанерных стенок.
Переговоры явно зашли в тупик с самого начала. Хозяева успели изрядно «принять на грудь», претензии студентов выслушивали с вежливым равнодушием, даже командир (комиссар по-старорежимному), собаку съевший за годы комсомольской деятельности, вскоре опустил руки. Он еще пытался что-то доказывать упавшим голосом, когда Валерка встал и вышел на открытый воздух – с таким чувством, будто впервые за много месяцев открыл люк подводной лодки.
Какой-то работяга, по виду из русских, сидел прямо на голой земле, привалившись к колесу вагончика, и держал двумя пальцами догоревшую до фильтра сигарету. Странно, но работяга был относительно трезв, хотя и изрядно потрепан.
– Кто ж вас звал в такую даль-то? – спросил он, обращаясь к ближайшей бочке с соляркой.
– Гаркави, – буркнул Валера. – Реваз Ревазович. Был у нас в институте этой весной. Обещал заработок на сезон.
– В долларах небось?
– В «зайчиках».
– Ну-ну.
Работяга длинно сплюнул сквозь отсутствующий передний зуб.
– Катились бы, пионеры, по домам. Сублимация – сам видишь, ни туда, ни в Красную армию. С зимы сидим без копейки и еще сидеть будем… Хорошо, заварка осталась. А курево – только у бригадира… У тебя нет случаем?
Валера протянул пачку «Космоса». Работяга взял две штуки – осторожно, как величайшую ценность. Одну сунул в рот, другую спрятал за ухо.
– Чего ж не шумите?
Рабочий вздохнул:
– Толку-то. Бригадир – звание общественное. А так – тот же чифирь жрет, что и мы… Вместо водки.
– Ну а Гаркави? – возмутился Валерка. – Он-то куда смотрит?
– Слинял твой Гаркави. С неделю назад. Бабки, все, которые были, из ящика выгреб – и слинял. Так-то, братан. Мой тебе совет: бери своих товарищей по партии и дуй… Если бомжами заделаться не хотите.
На следующее утро Валера вышел на дорогу, поймал попутку и покатил в гости к Аленке. Планов у него особых не было. Не хотелось строить планы, не хотелось вообще заглядывать в будущее. В конце концов, стояло лето, дорога вилась серой лентой по склону горы, в низине игрушечные выбеленные домики утопали в садах, а там где-то, в двух часах езды, ждала девушка, лучше которой нет на всей Земле. Характер, правда, еще тот… Все равно.
– Приехали, – окликнул шофер. – Вон асфальтовая дорога, по ней метров сто – и упрешься прямо в ворота.
– А это точно здесь? – вдруг засомневался Валерка. – Непохоже что-то на спортивный лагерь.
– Согласно адресу.
Он открыл дверцу грузовика и прислушался.
– Тихо как-то.
– А может, у них тихий час, – хохотнул водитель. – Как раз к кроватке и поспеешь.
В конторке, сразу за массивными воротами, сидела молоденькая медсестра в коротком белом халатике и, подперев голову кулачком, читала книгу. Увидев ее, Валерка еще больше смутился. Все вокруг напоминало скорее заштатную больницу для убогих, нежели базу отдыха спортсменов.
– Здравствуйте, – хмуро сказал он. Сестричка подняла темную головку и с интересом оглядела запыленного чумазого пришельца с ног до головы.
– Привет. Ты к кому?
– К Колесниковой, – ответил он, раздельно и четко выговаривая слова. – Елена Игоревна Колесникова.
– Да не кричи, я слышу. Она давно у нас?
– Гм… Недели две.
– Неда-авно, – протянула она, листая журнал. – Жалко, я думала, ты ко мне… Скучно одной, знаешь ли. А тут – приятный молодой человек… Родственник?
– Да нет, собственно…
– Ро-одственник, – певуче сказала сестричка. – Я таких навидалась. Сначала сдают, а потом совесть вдруг просыпается. У кого она есть, конечно.
– Куда сдают? – растерялся он.
– К нам, куда же еще… Что-то не найду. Сколько ей лет?
– Четырнадцать.
– Как? – удивилась она.
– Через три дня будет пятнадцать. День рождения…
Сестричка смотрела на него серьезно и с едва уловимым сожалением.
– А вы не ошиблись? Какой вам дали адрес?
Он назвал.
– Странно. Адрес наш… Но вашей родственницы здесь быть не может.
– Алена мне сказала, что будет в спортивном лагере… Она гимнастка.
– Тут не спортивный лагерь.
– А что же это? – спросил он упавшим голосом.
– Дом престарелых.
– Ты перепутал адрес, – утвердительно сказал Колесников.
– Я и сам на это надеялся. Но я объездил всю округу… Есть альплагерь, только для иностранцев – тех, кто за валюту… Охраняют их, как ядерную базу, меня за сто метров остановили. Документы проверили… Нет, там Аленки быть не может, это точно. Ближе к Терсколу – две турбазы и лыжный курорт. Курорт закрыт, не сезон, а турбазы я обшарил вдоль и поперек.
– А писем она тебе не писала?
Валерка вздохнул и покачал головой. Игорь Иванович вытащил из кармана сложенный пополам конверт и протянул собеседнику. Парень не ошибся. Если верить адресу и штемпелю на конверте (почерк Аленкин: буквы сильно, будто деревья под порывом ветра, склонились вправо, петельки у "д" и "у" размашистые, но не лишенные чисто женского кокетства… Такие вещи не подделаешь, для родительского глаза они неповторимы, как отпечатки пальцев), то дочь отправила письмо именно из богадельни.
– Только Алле пока ничего нельзя говорить, – прошептал Игорь Иванович, как заклинание. – Она этого не перенесет…
«Что же, друг детства, – подумалось ему. – Видно, судьба связала нас надолго. Пора бы отдать долги».
Первое, что пришло ему на ум, когда он переступил порог тесного кабинета – это тягостное впечатление болезни и уныния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134