После снял трубку с телефона, набрал свой домашний номер. Прозвучало восемь длинных гудков прежде, чем на том конце сквозь какой-то шум послышался женский недовольный голос:— Слушаю…— Ир, я задержусь на работе. Меня не жди. Вернусь утром, — сказал Просвиркин.— Спасибо, — язвительно проворчала Ирина Александровна, — что за весь день один раз соизволил позвонить.— Всего хорошего, — сказал торопливо Иннокентий и нажал на рычаг. * * * Виталий перевернулся на правый бок. Сон не шел. Мысли, как песок в буре, проносились со сверхсветовой скоростью. Серебряков не мог спать. Он наконец-то осознал, что с ним происходит. Он наконец-то понял, кем он стал, и что стало с его судьбой неделю назад, в четверг, шестого февраля. «Мне двадцать один год, — думал он, — и мне очень трудно, несмотря на все мое здравомыслие, принять невозможность обыкновенного существования. Было бы лет на десять меньше, я бы не удивился, встретив Сатану. А теперь… А что, собственно, теперь? Я — наследник одного из самых могущественных существ на Земле. В моих руках власть и, в общем-то, неограниченные возможности».— Власть, — произнес он вслух, как бы пробуя слово на вкус, как бы пытаясь ощутить нечто сверхъестественное на кончике языка. Но ничего из ряда вон выходящего он не ощутил и поднялся с дивана. «Только вместе с властью тебе, дорогой мой, — пронеслось у него в голове, — досталась отнюдь не превосходная репутация… Да, что точно, то точно».Тут затрещал телефон в прихожей. * * * — Что ж, дражайший Николай Андреевич, я думаю, что вы не излечились, — говорила мерзкая рыжая личность, сидевшая напротив Семечкина за столом, — первое, что вы сделали, как только попали в квартиру, это кинулись к кошельку, а затем побежали в ларек за водкой. Дорогой мой, это уже ни в какие ворота не лезет. Я подозреваю, что у вас патологическая зависимость от алкоголя.— Что и говорить, — заявил попугай, бегавший по столу и уничтожавший остатки шоколада, — пропащий вы человек, Семечкин.Николай Андреевич не знал, как себя вести, но он был почти уверен, что на сей раз так просто они не отстанут.Объяснимся: Николай Андреевич, как известно, был доставлен вечером из управления домой, а, попавши о квартиру и не обнаружив там никого, решил оторваться. Он взял денег на литр водки и отправился за нею в находившийся неподалеку ларек. Сначала подумал, что литр — это все-таки много, а после того, как каким-то необъяснимым образом одна бутылка осталась лежать на пятой ступеньке второго пролета лестницы в виде осколков и разлитой ароматной жидкости, Семечкин похвалил себя за предусмотрительность. Но не донес он и вторую бутылку до квартиры, точнее ее содержимое, которое от горя по утраченной водке, отправил безо всякой закуски в пустой желудок. Как только он переступил порог квартиры, желудок тут же свело судорогой, и водка отправилась в обратное путешествие. Семечкин еле успел добежать до унитаза. После попытался вскипятить чай. На кухне его и застукала Вельда, когда он тыкал потухшей спичкой в шипящую газом горелку. Как только Николай Андреевич увидел Вельду, он немедленно отключился.Семечкин посмотрел безнадежным взглядом на Виконта. Взглядом таким, каковым смотрит приговоренный в глаза палача. Только де ла Вурд палачом не был, а был этаким судиёй, предназначенным избрать меру пресечения Семечкину. «Судья» посмотрел пристально в глаза Николая Андреевича и изрек свой приговор:— Как неисправимый алкоголик вы приговариваетесь к ссылке.Тут Андреич приготовился к самому худшему, в его памяти всплыли смутно сохранившиеся события о прошлом своем «приговоре».Но в дело ввязался попугай. Он перелетел со стола на канделябр и заорал:— Протестую, это беззаконие! Подсудимый имеет право на последнее слово.— Ты что, адвокат? — рявкнул птице де ла Вурд, — или тебе не терпится покуражиться за его счет?— Адвокат, не адвокат, — возмутился Цезарь, — а я требую, чтобы приговоренному дали последнее слово!— И оно ему будет предоставлено, — согласился Виконт. — Ну так ваше последнее слово? — обратился он к Семечкину.— Куда меня отправляют? — выдавил из себя Николай Андреевич, понимавший, что это лучшее, что он может предпринять в данной ситуации.Рыжий прищурил на Семечкина правый свой глаз, как бы оценивая что-то, почесал давно небритый поросший пестрой порослью подбородок и изрек:— Ну, в общем-то, чтобы от вас в дальнейшем не было никаких сколько-нибудь ощутимых неприятностей, я вас направлю в учреждение под приятным названием ЛТП лет, скажем, на двенадцать назад. И там уж, уверяю вас, никакие ваши доносы не помогут.— Как раз в период сухого закона, — сказал задумчиво Цезарь, — хорошее наказание! Ну-с, господин Семечкин, счастливого пути. Катитесь к черту.Николай Андреевич не понесся сквозь черный тоннель, не увидел яркого света и даже не лишился сознания, как это с ним случалось в последнее время очень часто, он просто оказался в белой незнакомой палате, откуда и должно было начаться его излечение. Скажем, что имя его никоим образом не изменилось в подсунутых Виконтом документах. Семечкин не успел как следует осмотреться, как в палату зашел пожилой человек в белом медицинском халате и белом же колпаке. Доктор сказал:— Ну-с, товарищ Семечкин, пройдемте на процедуру.Семечкин, до крайности обозленный новым положением, выразил свой протест всем известной фразой, упомянув тамбовского волка. Потом сделал выразительный жест, показав «белому колпаку» средний палец и сказав что-то на английском языке. Доктор естественно жеста не понял, а принял это к сведению, отметив, что больной явно не в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103