окно не было затянуто вощеной бумагой, как это было принято в Тибете, но в оконную раму были вставлены самые настоящие стеклянные панели, которые, должно быть, доставили сюда из Индии. Кристофер остановился, чтобы перевести дыхание, и выглянул в окно: вдалеке отдыхал на ослепленных горных вершинах солнечный свет, испещряя белый снег неровными пятнами. Он испытал приступ клаустофобии, он был заключенным в этом мрачном месте, куда не поступали свежий воздух и солнечное сияние.
Управляющий провел его через дверной проем; сама дверь была украшена большими бронзовыми кольцами, сквозь которые были продеты яркие ленточки. Над дверью висело изречение на китайском, смысл которого был Кристоферу непонятен. То ли это было какое-то царственное имя, то ли победная реляция, то ли предупреждение.
Управляющий закрыл за ними дверь, и они оказались в квадратной комнате, заставленной ярко выкрашенными клетками, в которых прыгали и хлопали крыльями самые разные птицы. Воздух был наполнен птичьим пением, жадным щебетом, который отражался от стен и потолка странным, озадаченным эхом. В клетках сидели голубые голуби и горихвостки, серые и красные завирушки, снежные голуби в белых мантиях, дрозды, зяблики и канарейки из Китая, ярко раскрашенные длиннохвостые попугаи из Индии и две райских птицы с перьями, напоминавшими края радуги. Яркое оперение сверкало в свете ламп, отбрасывая тени на некрашеные стены. Но все же эта комната была тюрьмой, темницей, в которой тени, дерево и проволока составили заговор с целью приглушить все яркие тона. Проходя по комнате, Кристофер слышал, как с обеих сторон бьются о проволочные решетки тяжелые крылья; трепетание крыльев материализовалось, накрывая комнату каким-то кошмарным покровом. Управляющий открыл вторую дверь и ввел Кристофера в другую комнату.
Здесь повсюду стояли гигантские бутыли, каждая высотой в человеческий рост и шириной в полтора-два метра, наполненные живыми растениями, доставленными сюда из лежащих внизу джунглей. В каждой емкости была своя, навеки заключенная сюда вселенная, в которой бесконечно повторялся цикл рождения, смерти и снова рождения. Среди растений порхали огромные бабочки, стуча сведенными судорогой крыльями по стеклянным стенам или беспокойно перелетая от цветка к цветку. Еще больше тюрем, еще больше камер. Свет падал на бутыли, пробиваясь сквозь врезанные в потолок стеклянные панели, и растения боролись между собой, а победители жадно высасывали всю жизненную силу из тонких лучей утомленного солнца, попадавших в комнату.
Они прошли еще через несколько комнат, каждая из которых была по-своему причудлива. В одной бегали в стеклянных ящиках гигантские пауки, и их смертоносная паутина напоминала шелковые облака. В другой в огромных емкостях плавали рыбы, бесконечно рыская взад и вперед в темной, спокойной воде, нервно поворачиваясь вокруг себя, никогда не успокаиваясь, никогда не отдыхая, словно акулы, которые умирают, если перестают двигаться. Наконец они оказались в маленькой комнате, наполненной яркими огнями. Повсюду горели лампы, выбрасывая языки огня в инкрустированный тенями воздух. Земля и воздух, вода и огонь — все стихии и их обитатели. Мир в миниатюре.
В конце комнаты огня была дверь, отличная от предыдущих. Она была разрисована мандалами, кругами, в которых были изображены миры воздуха, земли, воды и огня. От реальности к тени, от оболочки к сущности. Управляющий открыл дверь и впустил Кристофера внутрь.
За дверью лежал огромный зал, который, казалось, занимал большую часть верхнего этажа. Лучи наполненного пылью света лениво просачивались через щели в потолке, но сила их была слишком слаба, для того чтобы рассеять таящиеся повсюду тени. Вдали танцевали крошечные огоньки масляных ламп, напоминая светлячков, кружащихся над темным озером. Сзади раздался какой-то звук. Он повернулся и увидел, что дверь за ним закрылась. Управляющий ушел.
Когда его глаза снова привыкли к полумраку, Кристофер увидел, что это за комната. Он много слышал о таких местах, но никогда не рассчитывал увидеть. Это был чортен, зал, в котором у одной из стен стояли гробницы всех предыдущих настоятелей монастыря: огромные ящики, значительно превосходящие по размерам хранившуюся в них смерть, отполированные и покрытые пылью — сверкающие хранилища разлагающейся плоти и гниющих костей. Огни ламп мигали, выхватывая из тени фасады гигантских гробниц, сделанных из бронзы, золота и серебра и украшенных драгоценными камнями и редкими орнаментами.
Каждый чортен стоял на большом пьедестале, возвышаясь почти до потолка. В непостоянном мире они были символами постоянства, как хрусталь во льду или золото в солнечном свете, никогда не тающие, никогда не выходящие за темные, неясные границы перемен и случайностей. Внутри каждой гробницы находились мумифицированные останки одного из настоятелей. Время от времени в гробницы клали соль, чтобы поддерживать относительную сохранность мумий. Через решетки в передней части чортенов потерянно смотрели на мир серых теней позолоченные лица их обитателей.
Кристофер медленно прошел вдоль рядов золотых гробниц. Он слышал, как шепчет снаружи полуденный ветер. Здесь было холодно, холодно и одиноко, и как-то пусто. Всего в зале было двенадцать гробниц. Некоторые настоятели умерли в старости, некоторые в детском возрасте — но, если верить монахам, все они были воплощениями одного и того же духа, одним и тем же живым существом, меняющим одно тело на другое. Каждый живой настоятель проводил здесь всю свою жизнь, по соседству с телами умерших, как человек, живущий воспоминаниями или постоянно помнящий о своих сношенных вещах, и ждал, когда он примет новую форму, — но не новую личность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139