Монахи прошли мимо, медленно произнося слова погребальной службы, направляясь к специальному месту, находящемуся где-то высоко на холме, где истощенные останки гомчена будут разрублены на части и оставлены стервятникам. По небу проплыло облако, бросив тень на долину Гхаролинг.
Глава 44
Под ними лежал Тибет, ковер из травы, голой земли и камня, в котором иногда попадались узоры из сломанного льда или яркие горные речки и ручьи. Они то ехали верхом, то шли пешком, ведя пони за поводок. Они назвали животных Пип и Сквик, по именам собачки и пингвина, за чьими приключениями Уильям пристально следил, ежедневно просматривая «Дейли Миррор». Чиндамани, никогда не видевшая карикатур и газет, а уж тем более пингвина, сочла эти имена обычной эксцентричностью чужеземца. Пони были равнодушны к именам как английским, так и тибетским, и просто брели по дороге. В этом и заключалась жизнь: в дороге, еде и сне.
Жизнь двух людей мало чем отличалась от жизни двух пони, и единственное отличие заключалось в том, что они, по крайней мере, могли выбирать, когда идти и когда останавливаться, когда есть и когда спать. Они обходили большие города, предпочитая не привлекать внимание официальных лиц к появлению иностранца. Настоятель Гхаролинга дал Чиндамани письмо со своей печатью, и они время от времени показывали его, чтобы обеспечить себе ночлег. Они останавливались в тасам — караван-сараях, где можно было найти корм для пони и ночлег для себя, или в небольших монастырях, где письмо Чиндамани обеспечивало им больше, чем кровать на ночь.
Где бы ни появлялась Чиндамани, ее везде встречали с уважением, даже с почтением. Кристофер был просто придатком к воплощению Тары. По общему мнению, оболочка богини из-за полного незнания того мира, который находился за пределами Дорже-Ла, не могла вести себя как обычная женщина. С Кристофером же она могла быть самой собой — точнее, открывать ту часть себя, которую она скрывала от других, — но для всех остальных она была лишь воплощением богини.
Они шли на север, немного отклоняясь на восток, направляясь к Великой стене и границе с внутренней Монголией. Они обошли с запада Шигаце, идя по течению реки Цангпо. Справа у подножья в горы Дромари они увидели красные стены и золотые крыши монастыря Ташилхунпо, штаб-квартиры Панчен Ламы. По настоянию Чиндамани, они поспешно прошли мимо, с облегчением вздохнув, когда монастырь остался позади.
Шесть дней спустя они прошли через город Янбанчен, откуда уходила дорога на восток, ведущая к Лхасе и горе Потала. Едва они вышли из города, как их остановил чиновник, начавший допрашивать Кристофера. Но Чиндамани резко оборвала его. Она извлекла письмо настоятеля, и чиновник сразу сник. Они не останавливались до тех пор, пока не заметили, что Пип и Сквик вот-вот свалятся от усталости, но к тому времени Янбанчен был уже далеко позади.
После Шигаце дорога изменилась к худшему: крутые подъемы, мрачные пропасти и яростные горные реки постоянно преграждали им путь. Они видели несколько деревень и монастырей, но горы, через которые они пробирались, были безлюдными и мрачными, изрезанными узкими ущельями, со всех сторон окруженными закрывающими свет скалами.
Для Чиндамани окружающий мир словно каждый день рождался заново. Самые простые вещи привлекали ее внимание, будто на самом деле были чудесными. И в каком-то смысле они ими были, по крайней мере для нее. Она пришла из мира вечного снега и льда в мир перемен, где солнце и тени играли в какие-то сложные игры с травой, камнями и мерцающими озерами, где между скал внезапно появлялись открытые пространства, простирающиеся на много километров. Она и не подозревала, что можно рассмотреть что-нибудь на большом расстоянии безо всяких помех.
Она смотрела на мужчин и женщин так, словно никогда не видела людей. Так много лиц, так много стилей одежды, так много занятий: она никогда не подозревала, что существует такое многообразие.
— Весь мир тоже такой, Ка-рис? — спросила она.
Он покачал головой.
— Во всех частях его живут по-разному. Ведь это лишь небольшая часть мира.
Глаза ее расширились.
— А там, откуда ты пришел... там все по-другому?
Он снова покачал головой. Как он мог объяснить это ей? Он подумал о лондонском метро, об автомобилях, поездах и высоких заводских трубах. О толпах людей на улицах и в омнибусах, о людях, беспорядочно ползающих, как пчелы в улье, каждая из которых ищет свой мед, но ни один из тысячи видов этого меда не имеет ни вкуса, ни привкуса. О церквях, увешанных военными флагами и облепленных памятниками погибшим солдатам. О загрязненных реках, изуродованных холмах и клубах черного дыма, удушающих небо. Она сочтет это мрачным безумием. Но самое главное заключалось в том, что в глубине всего этого скрывалось более сильное недомогание, которое, как он думал, ей не понять. Но затем он решил, что, напротив, — она слишком хорошо поймет все это.
— Есть место, которое называется Шотландия, — сказал он. — Я был там как-то на каникулах вместе с тетей Табитой. В месте, которое называется Кайл-Лохалш. Оно очень похоже на то место, где мы сейчас с тобой находимся.
Она улыбнулась.
— Может быть, мы как-нибудь отправимся туда, — сказала она.
— Да, — согласился он. — Может быть.
* * *
Иногда бывали дни, когда они молча ехали рядом, не произнося ни слова, погрузившись каждый в свои мысли. Весенние ветры беспрепятственно носились по пустынным равнинам, заставляя их пригибаться к шеям пони, ослепляя их и замораживая. Они проезжали покрытые льдом озера и реки, в которых еще плавали куски льда. Ветер безжалостно гонял по воде толстые льдины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139