В
домах через дорогу люди подошли к окнам посмотреть, что происходит.
Ревя во всю мощь, Кристина со скоростью десяти миль в час покатилась по
проезжей части.
Клочья голубого дыма стелились за ней, а затем развеялись в теплом
вечернем воздухе.
Через сорок ярдов, возле дорожного знака, она клюнула носом и встала
как вкопанная. До меня донесся крик какого-то малолетки, наблюдавшего за ней
с близкого расстояния:
- Отвезите ее на свалку, мистер!
Эрни высунул из окна кулак с вытянутым вверх средним пальцем - он
показывал мальчику птичку. Этот жест был повторен дважды. Никогда прежде не
видел я, чтобы Эрни показывал кому-нибудь птичку.
Стартер жалобно заскулил, мотор закряхтел и зашелся надрывным кашлем.
На этот раз прогремела целая серия оглушительных выстрелов. Точно на
Лорел-драйв кто-то открыл стрельбу из пулемета. Я застонал.
Вскоре кто-нибудь должен был вызвать полицейских. Они должны были
задержать Эрни за нарушение общественного порядка и заодно выяснить, что его
машина была не зарегистрирована. Думаю, это не улучшило бы обстановки в доме
Каннингеймов.
Наконец отгремело эхо последнего взрыва - оно прокатилось по улице,
точно в нее угодил артиллерийский снаряд среднего калибра, - а затем
"плимут" свернул налево, на Мартин-стрит, которая одной милей выше
пересекалась с Уолнэт-стрит. Машина Эрни скрылась из поля зрения.
Я резко повернулся к Лебэю, собираясь послать его куда-нибудь подальше.
Я уже говорил, как у меня накипело на сердце. Однако то, что я увидел,
заставило меня похолодеть.
Ролланд Д.Лебэй плакал.
Зрелище было ужасным, гротескным, но более всего - жалким. Однажды,
когда мне было девять лет, нашего кота по кличке Капитан Бифхарт сбила
машина. Мы повезли его к ветеринару - мама вела нашу машину очень медленно,
потому что плохо видела из-за слез, а я сидел сзади с Капитаном Бифхартом.
Он лежал в коробке, и я говорил ему, что ветеринар вылечит его, что все
будет в полном порядке, но даже маленький девятилетний несмышленыш, каким
был я, мог понять, что для Капитана Бифхарта уже ничего не будет в полном
порядке, потому что часть внутренностей у него вылезла наружу, перепачкав
его кровью и дерьмом, и он умирал. Я попробовал погладить его, и он укусил
меня в руку, как раз в чувствительное место между большим и указательным
пальцами. Боль была невыносимой, чувство ужаса и жалости от нее только
усилилось. Ничего подобного я с тех пор не испытывал... Поймите, я тогда не
жаловался, но мне кажется, что людям лучше не иметь воспоминаний о таких
чувствах. Если их будет слишком много, то вам не останется ничего другого,
как поселиться на какой-нибудь ферме и плести корзинки.
Лебэй стоял на своей уродливой лужайке недалеко от того места, где
масляное пятно уничтожило все живое, и держал в руке большой старческий
носовой платок, которым то и дело вытирал глаза. От слез на его щеках
оставались грязные подтеки - скорее как от пота, чем как от настоящих слез.
Кадык судорожно ходил вверх и вниз.
Я не мог смотреть на него плачущего и, отвернувшись, случайно взглянул
на его одноместный гараж. Прежде он казался тесным - из-за садового
инвентаря и, конечно, других предметов, но главным образом - из-за огромного
старого автомобиля с его двойными передними фарами, выгнутым ветровым
стеклом и широченным капотом.
Теперь все вещи, расставленные вдоль стен, только подчеркивали
внутреннюю пустоту гаража. Он зиял, как открытый беззубый рот.
Это зрелище ничем не уступало Лебэю. Но когда я посмотрел обратно,
старик уже взял себя в руки - по крайней мере с виду. Он перестал утирать
глаза и убрал носовой платок в задний карман рейтуз. Правда, его лицо было
все еще бледным. Очень бледным.
- Ну вот и все, - проговорил он хрипло. - У меня ее больше не будет,
сыночек.
- Мистер Лебэй, - сказал я. - Мне очень хочется, чтобы мой друг
поскорее мог сказать то же самое. Если бы вы знали, сколько у него было
неприятностей с родителями из-за этой ржавой...
- Убирайся прочь, - произнес он. - Ты говоришь, как безмозглая овца.
Только и умеешь что бе-е, бе-е, бе-е и больше ничего. Я думаю, твой друг
знает больше, чем ты. Иди и смотри, не нужна ли ему рука.
Я начал спускаться по лужайке к своей машине. У меня не было ни
малейшего желания задерживаться у Лебэя хотя бы на одну минуту.
- Ничего, только бе-е, бе-е, бе-е! - злобно прокричал он мне вслед,
напомнив старую песенку, которую пели "Янгбладс": "У меня одна лишь нота, я
ору ее до пота". - Ты не знаешь и половины того, что думаешь!
Я сел в машину и поехал прочь. Прежде чем свернуть на Мэйн-стрит, я
оглянулся и увидел, что он все еще стоял на своей лужайке и его лысина ярко
выделялась в лучах заходящего августовского солнца.
Время показало, что он был прав. Я не знал и половины того, что полагал
известным мне.

5/ КАК МЫ СЪЕЗДИЛИ К ДАРНЕЛЛУ

Я поехал вниз по Уолнэт-стрит и повернул направо, к Бэйзн-драйв. У меня
не ушло много времени на то, чтобы увидеть перед собой машину Эрни. С
поднятой крышкой багажника она стояла у обочины. Рядом с бампером лежал
автомобильный домкрат, каким могли бы пользоваться шоферы во времена Генри
Форда. Правое заднее колесо было спущено. Я затормозил, немного не доезжая
до Кристины, и не успел выбраться наружу, как из ближайшего дома вразвалку
вышла молодая женщина, вполне соответствовавшая скульптурной композиции,
выстроенной на газоне перед ее жилищем (два розовых фламинго, четыре или
пять маленьких каменных гусят, сгрудившихся вокруг большой каменной гусыни,
и по-настоящему великолепная клумба ярких пластиковых цветов, посаженных в
пластиковые горшочки).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21